Троя. Грозовой щит
Шрифт:
В молчании, которое за этим последовало, она посмотрела в широкое и сильное лицо целителя, а затем повернулась к умирающему человеку.
– А он выздоровеет, если я оставлю червей?
– Я не могу обещать этого. Он очень слаб. Червей нужно наносить, как только плоть начинает гнить. Но Гершом говорит, что он храбрый и решительный человек. Такой человек так легко не сдается смерти.
– Как долго… они должны есть его?
– Три дня. Черви тогда станут жирными, вырастут в десять раз. Я уберу их и, возможно, добавлю еще. Но кто-то должен быть с ним все время.
Перебросив сумку через плечо, он встал и подошел к Гершому:
– Я вернусь.
Больше не говоря ни слова, целитель покинул комнату, а Андромаха стояла молча, пока его шаги не стихли. Гершом подошел к постели, нежно положив руку на плечо Геликаона.
– Борись, мой друг, – тихо сказал он.
Геликаон прерывисто задышал и открыл глаза. Андромаха тотчас оказалась у его постели.
– Здесь… кто-то был?
– Да, целитель, – ответил Гершом. – Теперь отдыхай. Восстанавливай свои силы.
– Так… много снов.
Андромаха наполнила серебряный кубок водой. Гершом поднял голову друга, и тот немного попил. Затем он снова заснул.
Остаток ночи девушка провела у его постели. Гершом ушел с рассветом, и Андромаха немного задремала. Она проснулась, когда пришла Елена. Молодая светловолосая женщина принесла кувшин.
– Гершом велел смешивать воду с медом, – сказала она, поставив кувшин у постели.
Андромаха встала и потянулась, затем вышла на широкий балкон над улицей Веселых танцоров. Елена присоединилась к ней.
– Говорят, что с каждым днем приезжает все больше гостей, – улыбнулась спартанская царевна. – Прибывают цари и их сыновья, чтобы отпраздновать твою свадьбу. В бухте полно кораблей. Парис сказал, что многие знатные люди недовольны, что их попросили покинуть дворцы, чтобы предоставить жилье чужеземным гостям.
– Они здесь не для того, чтобы что-то праздновать, – возразила Андромаха. – Они приезжают ради золотых даров Приама, чтобы выиграть призы в Играх. Их нисколько не волнует какая-то свадьба. Многие из них не кто иные, как разбойники, которые захватили земли и назвали себя царями.
– Как Агамемнон, – печально вздохнула Елена. – Он захватил Спарту и сделал своего брата царем.
Андромаха обняла молодую женщину за плечи.
– Прости, Елена, я не подумала об этом.
– О, не извиняйся, Андромаха. Мой дед взял Спарту штурмом, покорив жителей этих земель. Мой отец просто сражался и умер, защищая то, что его отец украл. Это было глупо. Он думал, что сможет договориться с Агамемноном и микенцами. Но ягненок не может договориться со львом. Отец отдал мою сестру брату Агамемнона, Менелаю. Все ради ничего. Агамемнон получает то, что хочет. Он хотел Спарту, – Елена пожала плечами, затем слабо улыбнулась. – Теперь Менелай сидит на троне, а кости моего отца гниют где-то в земле.
– Возможно, Менелая тоже свергнут, – предположила Андромаха.
– Я так не думаю. У отца не было сыновей и наследников. Будет несколько восстаний, но, хотя спартанцы – гордые люди, их недостаточно, чтобы победить
Андромаха подняла голову к небу, наслаждаясь теплом солнечных лучей, касавшихся ее лица.
– По крайней мере, твой отец был достаточно мудр, чтобы отослать тебя в Трою, – сказала она. – Здесь ты в безопасности.
– Это говорят и Парис, и Антифон, и Гектор. О, Андромаха, я видела армию микенцев во время парада. Нет безопасного места, где можно скрыться от Агамемнона. Парис говорит, что микенский царь пытался объединить западных царей, чтобы напасть на Трою.
– И его затея кончилась ничем. Цари знают, что такое предприятие обречено на провал.
Но Елена, казалось, сомневалась в этом.
– Мой отец говорил то же самое: микенцы не нападут на Спарту.
– Троя – это не Спарта, – заметила Андромаха. – Мы далеко за морем, у нас есть большие башни и крепкие стены. У нас есть Гектор и троянская конница. Все соседи – наши союзники, а за их землями лежит страна хеттов. Они не позволят Трое пасть.
– Ты никогда не видела Агамемнона, – возразила молодая женщина. – Я была в Львином зале, когда он женился на моей сестре, Клитемнестре. Я стояла рядом с ним. Я слышала его речи. И однажды он повернулся ко мне и посмотрел мне в глаза. Он ничего не сказал, но эти глаза испугали меня. В них ничего не было, Андромаха. Ни радости, ни ненависти. Ничего. Все сокровища в мире не смогут заполнить пустоту, которую я увидела там.
На третий день целитель пришел снова. Андромаха и Гершом отвели его в комнату больного. Цвет лица Геликаона улучшился, хотя он все еще лежал в жару. Девушка наблюдала за тем, как целитель убрал марлю. В ней поднялось отвращение, когда она увидела, как он достает жирных шевелящихся червей и бросает их в пустую банку. Они разжирели, распухли. Но рана, хоть открытая и необработанная, выглядела чище и менее воспаленной.
– Нужно добавить еще червей? – спросила она. Наклонившись вперед, он понюхал рану.
– Все еще есть нагноение, – сказал целитель. – Еще три дня. С этими словами он взял вторую банку и снова положил маленькие личинки в рану, накрыв их тканью.
Дни проходили медленно. У Геликаона были моменты прояснения сознания, и однажды он даже осилил чашку мясного бульона и небольшой кусок хлеба. Ночи были кошмарными. Он кричал в бреду, зовя своего друга Вола или убитого брата Диомеда.
Силы Андромахи были на исходе, когда целитель пришел в третий раз. Рана почти закрылась, и целитель, почистив ее, заявил, что ее нужно зашить.
– Ты вынул всех червей? – спросила его девушка. – Что если несколько осталось внутри?
– Они погибнут.
– Они не станут мухами и не будут есть его?
– Нет. Мухи – живые создания, им нужно дышать. Как только рана закроется, любой червь, оставшийся внутри, задохнется.
Взяв изогнутую иголку и темную нитку, он начал зашивать рану. Работая, целитель расспросил девушку о моментах прояснения сознания Геликаона, о том, что он говорил в такие моменты. Он внимательно выслушал, и его, казалось, не обрадовали ее ответы.