Троя. Падение царей
Шрифт:
Полит кивнул.
– Но уж наверняка Орлы отца не хуже?
– Не хуже, но Орлов всего три сотни. Микенская же пехота насчитывает тысячи воинов, и большинство из них ветераны десятка войн. Они смертельно опасны, Полит, и они умеют побеждать. В этом они много практиковались.
Антифон посмотрел на верхний город; теперь богатырь был в мрачном расположении духа.
С тех пор как его коснулась смерть, он каждое утро благодарил богов за то, что все еще живет, и энергично встречал каждый новый день, полный решимости выжать до капли все его удовольствия. Но сейчас, впервые за несколько лет, темнота угрожала поглотить его. То, что началось как небольшая разминка ума, обсуждение с братом способов защиты Трои, превратилось в черный ужас перед будущим.
Антифон мысленно видел вражеские лагеря на равнине Скамандера, реку, текущую кровью, сожженный и опустошенный нижний город, микенские войска, кричащие у стен Трои.
Полит ободряюще сказал:
– Мы тоже умеем побеждать, брат. И великие стены неприступны. Город нельзя взять.
Антифон повернулся к нему.
– Если микенцы доберутся до стен, Полит, Троя не сможет выстоять. В городе всего два колодца. Большая часть нашей воды идет из Скамандера и Симоиса. И сколько мы сможем кормить наших людей? Мы не сможем продержаться лето. И рано или поздно найдется предатель. Он всегда находится. Вспомни: Дардания была взята не в результате осады. Нужен всего один предатель, и вражеские войска просто войдут через ворота.
Он замолчал.
«Я был предателем, – подумал он, – в последний раз, когда Агамемнон пытался взять Трою. Из-за моего высокомерия чуть не погиб царь, и Троя чуть не сдалась иноземной власти. Только храбрость героя Аргуриоса предотвратила это. Два троянца устроили заговор, чтобы Троя пала, а микенец спас город. Как боги наслаждаются этой шуткой!»
Антифон хмуро улыбнулся, пытаясь стряхнуть мрачное настроение, проклиная себя за то, что принялся себя жалеть.
– Если бы я по-прежнему был толстым, я мог бы сесть позади Скейских ворот, и тогда все микенские войска ни за что не сумели бы их открыть.
Полит засмеялся.
– Тогда мы должны двинуться к дому и к горам медовых пирогов.
Крупная женщина тащилась по улицам нижнего города с корзиной медовых пирогов в руке. Многие торговцы кричали ей приветствия, когда она проходила мимо. Она знала всех. Тобиос, торговец драгоценностями, с волосами, крашенными хной, Паликос, торговец тканями, Раша, продавец мяса, и другие. Для них она все еще была Рыжей толстушкой, служительницей Афродиты. Но теперь те дни остались в прошлом. Она вышла замуж за Банокла, воина Троянской конницы.
Женщина улыбнулась. Банокл был теперь полководцем, не больше, не меньше. Мысли о муже согревали ее, пока она шла по утреннему холоду.
Когда она была молода и прекрасна, она мечтала выйти замуж за богатого человека, высокого и красивого, и жить во дворце, где слуги будут заботиться о ней. Там будут ароматные ванны и украшенные драгоценностями одежды. Восхищение мужа будет сиять ярче летнего солнца, и она будет идти по Трое, как царица из легенды. Таковы были мечты ее молодости. В те времена она верила, что никогда не состарится. Что никогда не настанет день, когда ее не будут желать мужчины, когда один взгляд ее фиалковых глаз не будет пленять их сердца.
Однако день этот пришел, подкрался незаметно через тени ее жизни. Богатые клиенты покинули ее, и Рыжая обнаружила, что торгует собой среди чужеземных моряков, или обычных воинов, или самых бедных торговцев и путешественников.
Пока однажды ночью в ее жизни не появился Банокл.
Рыжая шла по улицам к своему маленькому опрятному дому на улице Горшечников. Пересекая площадь, она впервые увидела светлобородого микенского воина. Тот был вдрызг пьян и находился в компании воров и головорезов. Он окликнул ее и, шатаясь, направился к ней.
– Клянусь богами, – сказал он, – думаю, ты самая красивая женщина, которую я когда-либо видел.
Покопавшись в кошельке у себя на боку, он вытащил серебряное кольцо и сунул ей в руку. Она сказала, что этой ночью уже закончила работать, но его это не остановило.
– Это только за твою красоту, – сказал он.
Несмотря на то что Рыжая годами имела дело с мужчинами и их желаниями, она была тронута этим жестом. И почувствовала жалость к пьяному дураку. Она знала людей, что были с ним. То были грабители, и, не успеет ночь подойти к концу, как они убьют или искалечат его из-за его колец.
Но она оставила микенца на площади и отправилась – как и утром – в дом пекаря Кренио.
Позже, возвращаясь тем же путем, она приготовилась увидеть воина лежащим на камнях мертвым. Добравшись в конце концов до площади, она увидела, что тот спокойно сидит и пьет, а воры валяются вокруг него.
В следующие дни она наблюдала, как микенец принимает участие в Свадебных Играх Гектора в качестве кулачного бойца. Она гуляла с ним по берегу, спала рядом с ним, слушая его дыхание. И в один прекрасный день поняла с огромным удивлением, что любит его. Почему – так и осталось загадкой. Он не был умен, не обладал интуицией. Кое в чем он походил на большого ребенка: быстро вспыхивал гневом, быстро прощал. Даже сейчас ее любовь к микенцу удивляла Рыжую.
Банокл-командующий. Эта мысль ее забавляла.
Добравшись до дома, она поставила корзинку с медовыми пирогами на стол и налила себе чашу вина. Огонь погас, и она добавила в него хвороста, а потом села перед пламенем.
Банокл все еще был в Дардании. В город пришла весть о том, что он выиграл битву. Его имя было у всех на устах.
Рыжая отхлебнула вина и потянулась за медовым пирогом. Только один, пообещала она себе. Вкус был божественным. Кренио обладал непревзойденным талантом пекаря.
Когда она навестила его этим утром, старик опять заплакал, говоря ей снова и снова, как ее любит.
– Я собираюсь покинуть город, – сказал он.
– Ты говоришь это уже год, – ответила Рыжая. – Но так и не уехал.
– Я ждал, пока ты образумишься, моя дорогая, и отправишься со мной.
– Не начинай снова этот разговор, старик. Я теперь замужем.
– Но все-таки ты не можешь не приходить ко мне, верно? Нам суждено быть вместе. Я чувствую это всем сердцем. Отправимся со мной на восток, Рыжая.