Троянская лошадка
Шрифт:
– Вацура!! Мать вашу!! – донесся до меня крик ведущего. Оказывается, я должен прыгать вторым, после Ирэн.
– Удачи! – звонко крикнула мне в ухо Марго и, едва я проглотил водку, прижалась своим ртом к моим горьким губам.
Я встал за спиной Ирэн. Меня пристегнули к тросу. Я был так близко от нее, что улавливал запах яблочного шампуня. Мы уже миллион лет не были так близко, как сейчас. Ирэн убрала волосы наверх, туго стянув хвостик лентой. Я рассматривал ее шею, маленькую родинку, похожую на жучка. Она должна была чувствовать мое дыхание. Догадывалась ли она, что я стою за ней, что я так близко, что можно расслышать лихорадочный стук моего сердца?.. Самолет плавно качнулся, и я невольно прижался рюкзаком, который висел на моей груди, к парашютному ранцу Ирэн. Она не обернулась. Но она обязательно обернулась бы – чисто машинально, – если
– Ку-ку! Привет!
За мной поставили Марго. Ее жвачка оглушительно лопнула у моего уха. Ослепительный свет видеокамеры брызнул мне в глаза. Ведущий что-то орал в микрофон. Кто-то из экипажа распахнул створку люка, и ураганный ледяной ветер ворвался в отсек. Ирэн невольно отступила от края пропасти. Помощник с рацией, перекрикивая рев ветра, начал отсчет для Ирэн.
– По моей команде прыгаешь! Девять! Восемь! Семь!..
Где-то впереди, в соседнем отсеке, у распахнутого люка так же стоял Крот и тоже готовился к прыжку. На меня вдруг накатило странное чувство, похожее на панику. Сейчас Ирэн сделает шаг вперед, и ночной мрак поглотит ее навеки. И я никогда ее больше не увижу. Я никогда не скажу ей того, что давно собираюсь ей сказать… Неужели я не в силах что-либо изменить? Неужели мы стали заложниками судьбы, и она неумолимо ведет нас с Ирэн к катастрофе?
Я схватил ее за плечи.
– Ирэн!!
Она повернула голову.
– Ирэн, не прыгай! – твердо и с полным осознанием смысла этих слов крикнул я.
Ее брови выгнулись, в милых глазах застыл вопрос.
– Шесть… Пять… Четыре… – считал помощник.
– Не прыгай, Ирэн! Не делай этого! Нам надо остаться и поговорить.
Я торопился. Я физически чувствовал, как летит время, как оно хлещет, будто кровь из глубокой раны.
– Я был не прав! – выкрикнул я ей в лицо. – Ты нужна мне…
– Кирилл! – произнесла Ирэн, как мне показалось, с отчаянием.
– Два… Один… Приготовились! – крикнул помощник.
Камера слепила нас. Ветер срывал с губ слова.
– Кирилл, – повторила Ирэн и слегка подала корпус вперед. – Я тебя… я тебя… – И тут она с жаром, с веселым озорством выпалила: – Я тебя на дух не переношу! Я видеть тебя не могу! Понял?
И нырнула в бездну. Карабин, звякая, скользнул по тросу. Ремень змеей взвился в потоке ураганного ветра…
Помощник, оттеснив меня от края проема, захлопнул дверь.
– Готовность две минуты! – крикнул он, размахивая перед моим лицом растопыренными пальцами.
У меня было такое чувство, словно с меня сорвало ветром какую-то очень ценную деталь то ли моего снаряжения, то ли тела, и я теперь не смогу полноценно жить, я буду убогим, нищим, инвалидом.
– Крепись! – приободрила меня из-за спины Марго.
Ноги едва держали меня. В голове была пустота. Я не мог сосредоточиться и осмыслить то, что услышал от Ирэн. Я тупел и слабел. Мне было безразлично, через какое время меня выкинут из самолета, и выкинут ли вообще. Помощник, прижав радиостанцию к уху, что-то кричал. Марго, утыкаясь носом мне в затылок, о чем-то неразборчиво бормотала. Самолет ревел моторами… Я заткнул уши, чтобы не сойти с ума. Где я? Что со мной делают? Зачем это все?
Дверь снова распахнулась. Ледяной мрак ворвался в отсек, подобно щупальцу гигантского осьминога, опутал меня и сдавил мое дыхание.
– Пять… Четыре… Три… – орал у меня над ухом помощник.
Гладкая и теплая ладонь Марго коснулась моей щеки. Помощник взмахнул рукой и легко хлопнул меня по спине. Я пружинисто оттолкнул от себя самолет, это железное корыто, набитое грохотом моторов и незнакомыми людьми, вместе с их глупыми проблемами, лысинами, кудряшками и пластиковыми стаканчиками. Я падал прямо в черную пасть осьминога, туда, где двумя минутами раньше исчезла Ирэн. Шум моторов вытеснил свист ветра. Чувство пустоты в животе невольно заставило меня сжаться в комок, как бывает при ожидании неминуемого удара. Я даже не заметил, как раскрылся надо мной парашют. Последние слова Ирэн, крик помощника, ладонь Марго и свободное падение в бездну спрессовались до размеров мгновения и затерялись в далеком прошлом, где-то среди обрывков моего сознания.
Глава 9
Пюре с мясом индейки
Я был уже в другом мире, где все было иным. Покачиваясь на стропах, я погружался в сырой душный туман, который время от времени вспыхивал, словно испорченная неоновая лампа, и раскатисто громыхал; я видел вокруг себя округлые комковатые тучи, похожие на горы трупов каких-то тяжеловесных животных. Порывы ветра раскачивали меня, как амулет на шнурке, по лицу хлестал дождь. Я смотрел вниз, но землю не видел; казалось, я буду висеть в этой бездонной парной вечно. Парашют, намокая, тяжелел, и я чувствовал, что снижение становится все более стремительным. Снова вспыхнуло – совсем рядом, – и тотчас оглушительно треснула молния, разрывая своим острым жалом тучи. Ее трупный свет на долю секунды выхватил из темноты землю. Как мне показалось, она была совсем близко, в каких-нибудь двух-трех метрах, этакая болотистая полянка с округлыми, поросшими жирным мхом кочками, и я даже ноги согнул в коленях и подтянулся на стропах, ожидая приземления. Но я продолжал падать, и подо мной по-прежнему была пустота, и, когда сырой воздух снова вспыхнул, я уже отчетливо увидел то, что сначала принял за болотные кочки. Подо мной теснились плотные, упругие, как пучки шпината, кроны могучих деревьев. Они сплелись друг с другом воедино, и на их волнистой поверхности не было видно ни малейшего разрыва или проплешины, куда я мог бы направить парашют.
Тучи остались выше, и теперь я снижался под проливным дождем, который барабанил по куполу парашюта, как по зонтику. Черные кроны стремительно надвигались на меня, и уже не было времени искать место для посадки. Я крепче сжал ноги, заботясь о том, чтобы не напороться на какой-нибудь сук, как на кол. Мокрая листва хлестко прошлась по подошвам ботинок, и тотчас дерево захватило меня в свои объятия, вцепилось в ткань брюк и куртки сотней острых веточек и шипов, намотало мне на шею стропы, запутало в парашюте, перевернуло вверх ногами, и я, ломая собой ветки, разрывая путаницу лиан, вонзился в самую гущу кроны.
Некоторое время я неподвижно висел среди хаотичных конструкций дерева в позе марионетки, которой вволю поиграл озорной малыш да потом закинул на люстру. Правая нога, запутанная в стропах, оказалась выше головы, левой я касался скользкого ствола. Руки были относительно свободны, и я принялся совершать какие-то немыслимые телодвижения, стараясь принять вертикальное положение. И тут где-то сверху с треском обломалась ветка, и я продолжил полет к земле, на сей раз с нераскрытым парашютом. Пересчитав все попутные ветви и получив несчетное количество пощечин мокрыми листьями, я упал в бурный грязевой поток, который несся по глинистому склону, увлекая за собой обломки веток и камни. Здесь силы природы поиздевались надо мной вдоволь. Я почувствовал себя как в стиральной машине, запущенной на всю мощь. Проехав на животе весь склон, я наконец окунулся с головой в омерзительную жижу. Парашют, превратившись в рваную грязную тряпку, накрыл меня сверху – ласково и аккуратно, как мать укрывает одеялом свое дитя. Чувствуя, что задыхаюсь, я начал изо всех сил работать руками и ногами, стараясь выбраться из топи и освободиться от парашюта. Мне это удалось не сразу, и я совершенно выбился из сил, когда наконец заполз на трухлявый ствол поваленного дерева и отстегнул лямки.
Я медленно приходил в себя, и по мере того, как отпускал страх, я начинал чувствовать и осознавать окружающий меня мир. Дождь продолжался. Это был сильный, теплый ливень, сопровождаемый нескончаемой чередой молний. Раскаты грома, необыкновенно яростные, заставляли меня всякий раз вздрагивать и напрягаться. Короткие вспышки, с трудом пробиваясь сквозь плотную крону, освещали заросший до предела лес, покатый склон и многочисленные грязные ручьи, стекающие по нему. Где-то внизу ревела река, подпитанная их силой. Нетрудно было представить, что было бы со мной, свались я в ее беснующуюся воду. Со всех сторон меня обступили могучие стволы, похожие на исполинские колонны, поддерживающие тяжеловесную кровлю. Меня трясло, но не от холода, а от нервного напряжения. Я был мокрым насквозь; грязь пропитала мою одежду, она хлюпала в ботинках, попала в уши и ноздри. Я не мог нащупать даже клочка сухой земли, на котором бы моя нога не скользила, словно на банановой шкурке. Черный, прогнивший внутри ствол, на котором я сидел как на необъезженном мустанге, продавливался под моей тяжестью; мои пальцы то и дело проваливались сквозь рыхлую кору в клейкое нутро, и я чувствовал на руке шевеление каких-то насекомых – то ли муравьев, то ли гнилостных червей.