Троянская лошадка
Шрифт:
Незачем было долго размышлять. У меня не было выбора.
– Хорошо, – сказал я, мучительно признавая свое поражение. – Пойдем вместе. Давайте карту!
Я требовательно протянул руку. Но Крот, неприятно улыбаясь, отступил еще на шаг.
– А вы… не обманете меня?
– Лобский, мы зря теряем время! – напомнил я.
– Почему же? Вовсе не зря, – возразил он. – Вовсе не зря… – Он смотрел на меня исподлобья, слегка щурясь. – А где гарантия того, что вы, заполучив карту, не убежите от меня? Ведь я ваш соперник, и грех не воспользоваться таким удобным случаем… Разве я не прав?
Он выводил меня из себя. Я набычился.
– Вы мне подсказали блестящую идею, – прорычал я. – Как вы думаете, сколько мне понадобится времени, чтобы отобрать у вас карту силой? Или вы считаете, что я не смогу этого сделать?
Я с многозначительным видом шагнул вперед. Крот немедленно встал в позу, которая, по его мнению, была боксерской стойкой.
– Имейте в виду, – предупредил он, – во мне девяносто пять килограммов натренированных мышц. Мой удар обладает колоссальной разрушительной силой. Я с легкостью разбиваю стопку кирпичей…
– Вы мне надоели, – признался я. – Будем искать своих напарников или слушать ваши рассказы про кирпичи?
Некоторое время Лобский подозрительно смотрел мне в глаза, размышляя над тем, как выгоднее распорядиться тем козырем, который ему выпал, и не остаться в дураках.
– Отойдите на десять шагов! – потребовал он. – И не вздумайте ко мне приближаться, пока я не разрешу.
Я не стал с ним спорить, отошел к своей луже и стал отмывать от глины ботинки. Лобский, убедившись, что я нахожусь достаточно далеко от него, скинул рюкзак, вынул из него планшет и пристроил его на коленях. Вязкую, как пластилин, глину мне приходилось соскабливать с подошв коротким охотничьим ножом, который я нашел у себя в рюкзаке. Время от времени я кидал взгляды на Лобского. Не выпуская меня из поля своего зрения, он крутил компасом и планшетом, пытаясь сориентироваться на местности, и хмурил брови.
– Куда они нас забросили? – с раздражением бормотал он. – Ничего не понимаю. Пьяные были, что ли…
Я подумал: а чем сейчас занимаются Морфичев и Ирэн? Надеюсь, никакого конфликта между ними не произошло? По логике вещей, Морфичев должен убедить Ирэн как можно быстрее разыскать нас с Лобским. А что еще остается Морфичеву? Ирэн он не бросит, но и к финишу с ней не пойдет. Зачем ему эта обуза? С ней ему не видать призового фонда, как своих ушей.
Этот вывод несколько успокоил меня, хотя я вовсе не горел желанием встречаться с Ирэн. То, что она сказала мне перед прыжком, слишком задело меня за живое. Я не скажу ей ни слова при встрече. Даже не взгляну на нее. Молча пожму руку Морфичеву, и мы сразу же побежим по своему маршруту. А Ирэн пусть остается с Кротом и слушает байки про колоссальную разрушительную силу его удара.
Но что там притих Крот? Я посмотрел на него. Крот уже закончил расчеты, уложил линейку в планшет и затолкал его в рюкзак. Выглядел он сконфуженным, хотя старался не подавать виду. Если этот чудик неправильно определит направление, то нам придется очень долго искать Морфичева с Ирэн.
– Видите вон то дерево с расщепленным стволом? – спросил он, махнув рукой в лесные дебри. – Вот туда и шагайте. А я за вами.
– Вы уверены, что правильно определили направление?
– Не надо принимать меня за полного неуча, – колко ответил Лобский. – Я помню школьную программу и способен нарисовать равнобедренный треугольник. – Он отломил сухую ветку и стал крошить ее и кидать себе под ноги. – Один его катет – это мой маршрут к финишу. Другой – маршрут вашего напарника. А гипотенуза – расстояние между нами и ними.
– А как вы узнали это расстояние? – спросил я, надеясь «завалить» Крота на импровизированном экзамене.
– Так вы ж мне сами сказали: две минуты полета самолета, двадцать километров.
Ах, я шляпа! Действительно, я говорил ему это. Отдаю должное: Крот все рассчитал верно. Если, конечно, правильно сориентировал карту. Мне ничего не оставалось, как молча повернуться и зашагать в направлении расщепленного дерева. Крот на некотором отдалении последовал за мной. Я слышал его частое и тяжелое дыхание, будто он волочил за собой тяжелую тележку.
– Если они пошли нам навстречу, то мы скоро увидим их, – сказал он после недолгого молчания. – Надеюсь, через пару часов… Как вы думаете, где мы находимся?
– Вы хотите спросить, в какой стране? – уточнил я, не оборачиваясь.
– А вы полагаете, что мы не в России?
– А вы полагаете – в России?
Странно мы общались – одними вопросами.
– М-да, задал он нам задачку, – произнес Крот. – Я пытался раздобыть хоть какие-нибудь сведения о продюсере, но бесполезно. Его имени не знает даже ведущий.
– Врет, что не знает, – предположил я.
– А зачем ему врать? – возразил Крот. – Продюсер не заинтересован в том, чтобы какие-нибудь секреты Игры раньше времени стали известны участникам. Это бы значительно снизило степень драматизма, которую так обожает зритель.
– Одно общение с вами, – процедил я, – является для меня высочайшей степенью драматизма. К сожалению, операторов поблизости нет.
Крот натянуто расхохотался:
– И за что вы меня так не любите? Может быть, вы ревнуете Ирэн ко мне?
– Ошибаетесь. Ирэн мне совершенно безразлична.
– Ой ли?
Я не вытерпел, резко остановился и повернулся. Крот на всякий случай попятился, чтобы сохранить безопасную дистанцию.
– Вы можете оставить свое глупое мнение при себе? – поинтересовался я. – Вы можете не лезть мне в душу и не упоминать Ирэн?
– Конечно, – тотчас ответил Крот. Я обратил внимание на то, что лицо его было красным, как мухомор, и по нему струился пот.
Некоторое время мы шли молча. Мне казалось, что лес становится все более густым. Валежник, покрытый мхом и опутанный колючими лианами, заставлял меня обходить его, и я часто менял направление, но Крот, не выпуская компас из руки, поправлял:
– Пожалуйста, чуть левее… Немножко правее, если это вас не сильно затруднит…
Он был моим конвойным, а я – арестантом. Я прилагал немало душевных усилий к тому, чтобы вынести эту унизительную роль. Я позволял Кроту упиваться своей небольшой властью надо мной только ради того, чтобы как можно быстрее, не отвлекаясь на ссоры и ругань, встретиться с Морфичевым. С ним я буду идти и день, и ночь, лишь бы подальше оторваться от Крота и Ирэн. Конечно, они попытаются увязаться за нами; не исключено, что Ирэн станет играть на моих чувствах, постарается вызвать во мне жалость и сострадание, начнет умолять не оставлять ее в этой глухой чаще вместе с громоздким и малосильным Кротом. Но я должен спокойно и жестко сказать ей: «Ты можешь идти с нами, если, конечно, выдержишь наш темп». И мое воображение в мельчайших деталях рисовало картину, как Ирэн со стонами и слезами бежит за мной, спотыкается, падает в грязь. Ее волосы спутаны, лицо выпачкано, ноги дрожат. Она умоляет меня простить ее. Она с трудом поднимается, но через несколько шагов падает снова и горько рыдает… А я, гордый и непреклонный, бегу рядом с Морфичевым, стискивая зубы, и моя душа пуста, и нет в ней места для жалости…