Троянская одиссея
Шрифт:
– Держись, Дирк! – прозвучал в его наушниках крик Барнума. – Мы видим тебя под водой. Теперь всплывай!
Питт послушно поплыл вверх и выскочил на поверхность.
Барнум снова закричал:
– Посмотри налево!
Питт повернулся. До оранжевого буйка на конце линя, ведущего к «Морской фее», было не больше десяти футов. Питт не стал отвечать. Сил у него осталось примерно на пять хороших взмахов ластами, и он потратил их без остатка, чтобы добраться до буйка. Ни разу в жизни он не испытывал такого облегчения, как в тот момент, когда схватился за спасательный линь и перекинул через него руку. Теперь линь оказался
Пока Барнум и его люди подтягивали его к корме судна, Питт смог наконец расслабиться. Затем они осторожно подцепили багром линь в трех футах позади Питта и подняли его на палубу.
Питт поднял руки, и Барнум ловко снял с его плеча завязанный петлей конец линя. Он прицепил его к крановой лебедке, на которой уже висел линь, доставленный Джордино. Два моряка помогли Питту снять загубник и лицевую маску. Он глубоко вдохнул чистый соленый океанский воздух и обнаружил, что смотрит прямо в ухмыляющуюся физиономию Джордино.
– Копуша, – выговорил не успевший отдышаться Джордино. – Я обогнал тебя на добрые две минуты.
– Мне повезло, что я вообще добрался, – пробормотал Питт между двумя судорожными вздохами.
Пловцы, превратившиеся теперь в зрителей, уселись под прикрытие борта, чтобы до них не доставала вода, которая продолжала захлестывать палубу. Они ждали, пока уляжется сердцебиение и дыхание вернется в норму. Сидя там, они наблюдали, как Барнум подал сигнал Брауну и пятидесятигалонные бочонки, служившие поплавками для невидимого под водой троса, начали один за другим выскакивать откуда-то из-под отеля. Крановая начала вращаться, линь выбрал слабину, и бочонки медленно поползли к «Морской фее». Трос, висящий в воде под стальными поплавками, извивался в воде как змея. Через десять минут первые бочонки уже стучали в корпус исследовательского судна. С помощью крана их вместе с концами обоих тросов подняли из воды на кормовую палубу. Матросы быстро соединили их вместе через подготовленные Брауном проушины. Затем все вместе – отдохнувшие Питт и Джордино тоже приняли участие – завели концы на большой шпиль, установленный перед краном.
– Готовы к буксировке, «Океанский скиталец»? – тяжело дыша, задал вопрос Барнум.
– Готовы настолько, насколько это возможно, – послышался ответ Брауна.
Барнум вызвал старшего механика:
– В машинном отделении готовы?
– Так точно, капитан! – ответил кто-то с сильным шотландским акцентом.
Затем Барнум обратился к первому помощнику в ходовой рубке:
– Мистер Мэверик, я буду командовать отсюда.
– Понял, капитан. Передаю управление.
Барнум с посуровевшим лицом шагнул к пульту управления, установленному перед большим краном, и встал перед ним, широко расставив ноги. Он положил руки на два хромированных рычага и мягко сдвинул их вперед, глядя при этом вполоборота назад, на нависающую над ними громаду отеля. Исследовательское судно казалось перед ним карликом.
Питт и Джордино стояли рядом с Барнумом по обе стороны. Все до единого члены экипажа и ученые судна собрались на том крыле мостика, до которого уже не доставали волны. Все в напряженном молчании смотрели на «Океанский скиталец» и ждали. Два мощных магнито-гидродинамических двигателя «Морской феи» не передавали движение на кормовые винты. Они производили энергию, которая шла на закачку и выбрасывание
Корма «Морской феи» осела. Все суденышко содрогнулось от страшной нагрузки. Ему теперь приходилось выдерживать одновременно действие буксирных тросов, штормового ветра и по-прежнему бешеного волнения. «Морская фея» начала было задирать нос, но Барнум быстро изменил угол атаки водяных струй так, что она снова встала на ровный киль. Несколько мучительных минут, которые растянулись до размеров вечности. Людям казалось, что ничего не происходит. Похоже было, что отель продолжает упрямо двигаться навстречу гибели.
Двигатели под ногами людей, стоявших на кормовой палубе, не вибрировали и не стучали, как дизели. Помпы, задачей которых было подавать воду в водометные двигатели, завывали, как при агонии. Барнум пробежал глазами по указателям и циферблатам, регистрирующим нагрузку на двигатели, и увиденное ему не слишком понравилось.
Питт подошел и встал рядом с Барнумом. Руки капитана на рычагах побелели до синевы, он изо всех сил стиснул рукоятки и передвинул их вперед до упора. Передвинул бы и дальше, если бы это было возможно.
– Я не знаю, сколько еще выдержат двигатели, – прокричал Барнум сквозь шум ветра и визг снизу, из машинного отделения.
– Загони их насмерть, – холодно сказал Питт. – Если взорвутся, я возьму ответственность на себя.
Никто не ставил под сомнение власть Барнума как капитана над своим кораблем, но в иерархии НУМА Питт стоял значительно выше него.
– Тебе легко говорить, – предупредил его Барнум, – но, если они взорвутся, мы тоже окажемся на скалах.
Питт только ухмыльнулся в ответ, и его ухмылка показалась Барнуму жесткой, как гранит.
Положение людей на борту «Морской феи» с каждой секундой становилось все более безнадежным. Похоже было, что суденышко стоит в воде совершенно неподвижно.
«Давай! – молча молил его Питт. – Ты же можешь!»
Пассажиров на борту плавучего отеля охватила глубокая тревога, которая вот-вот могла смениться паникой. Люди, замерев в ужасе, смотрели, как прибой разбивается о ближайшие скалы, как ярится вода и взлетают к небесам тучи брызг и водяного тумана. Ужас еще усилился, когда с самых нижних уровней донесся скрежет – это башня отеля задела за поднимающееся дно. Не было ни давки, не бешеной гонки к выходам, как обычно происходит при пожаре или землетрясении. Бежать было некуда. Прыжок за борт означал не просто самоубийство. Он означал жуткую мучительную смерть – или в воде, или на острых гранях черных лавовых скал.
Мортон ходил по отелю и пытался успокоить и ободрить пассажиров и служащих, но на него почти не обращали внимания. Он всюду ощущал исходящие от людей волны страха. Одного взгляда в окно было достаточно, чтобы самое храброе сердце затрепетало в ужасе. Детям быстро передался страх, написанный на лицах родителей. Начался рев. Несколько женщин завизжали, кое-кто рыдал, остальные стояли с каменными лицами. Мужчины по большей части молча обнимали близких и пытались казаться храбрыми.