Тройная cпираль

Чухраенко Анна

Повестка дня подходила к концу. Аплодисменты публики прервали размышления Шиллинга, и он вернулся к происходящему. Проведя последние пару часов в воспоминаниях и личных переживаниях, он только сейчас смог уловить восторг на лицах окружающих, которые громко и воодушевленно обсуждали последние известия из области технологий генной терапии. Шиллинг же чувствовал себя возбужденным и нервным, отчего волна озлобленности пробежала по телу, и его бросило в жар. Адам решил подышать свежим воздухом, тем более что смысла в дискуссии с обычными и малоизвестными коллегами он точно не находил. Вообще говоря, время было потрачено впустую, поскольку эти мелкие сошки даже не соизволили поинтересоваться его мнением, которое,

по его твердым убеждениям, было мнением эксперта в области генной медицины с мировым именем. Он был не только признан научным сообществом, но также некоторые из его работ удостоились международных наград.

Глава вторая. Под стук сердца

Кабинет профессора Шиллинга был совсем не похож на остальные кабинеты докторов, которые довелось увидеть Еве в Германии. В помещении с высокими потолками стоял тяжелый дубовый письменный стол с массивным темно-бордовым креслом. Занавески подобраны в тон дерева и кресла, мягкий барханный диванчик, на котором сидела Ева, располагался напротив рабочего стола посредине комнаты. Даже через грубую подошву весенних ботинок она чувствовала пушистый ковер под ногами, который безупречно подчеркивал роскошь интерьера. Девушка неподвижно смотрела на сидевшего напротив профессора Адама Шиллинга, в данный момент рассматривающего изображение на дисплее большого современного компьютера. Все вокруг ей казалось идеальным, неимоверно дорогим, внушающим силу и власть.

Образ профессора с безупречной укладкой темных, кое-где подернутых сединой волос, слегка грубоватый нос, пухлые губы, широкий лоб и длинная маскулинная шея, погруженная в белоснежный накрахмаленный воротник рубашки с расстегнутыми верхними пуговицами и с золотыми запонками на рукавах, идеально передавал стиль барокко. Крепкий аромат французских мужских духов воспринимался Евой как некая нота декадентства императорской эпохи. На мгновение девушка даже окунулась во времена Бонапарта, чему кроме соответствующего интерьера кабинета способствовало и изображение Наполеона, висевшее на стене за спиной профессора. Наверное, Ева чересчур изучающе уставилась на эту картину, и это не осталось незамеченным Шиллингом, что он решился оторваться от монитора и приступить к диалогу.

– Это мой любимый портрет императора Франции. Художнику удалось передать его истинные черты характера: решительность, властность, твердость в необходимости перемен и настрой победителя, – обратился на безукоризненном английском Адам Шиллинг к пациентке, сидящей напротив.

– О, скорее всего так и есть, – застигнутая врасплох, Ева пыталась собрать разгулявшиеся мысли.

– Вы не уверены, потому что знакомы с лучшими изображениями Наполеона Бонапарта? – прозвучала легкая насмешка в адрес неуверенного в себе молодого и хрупкого создания.

– Вовсе нет. Наоборот, я совсем не знаю таких картин, – искренне призналась Ева.

Именно в этот момент Адам посмотрел на юную девушку по-другому. Бледное лицо, огромные карие глаза, копна блестящих темно-русых волос, заплетенных в высокий хвост, старомодный сарафан, надетый на слегка помятую блузку, заставили именитого профессора впервые заметить в своей ценной пациентке привлекательную и весьма интересную юную леди. Он был ошарашен той женственной привлекательностью, которая по неизвестным причинам осталась им до сих пор незамеченной. Красота Евы окончательно отвлекла Адама от экрана компьютера и, скорее всего, от ближайших планов тоже. Он невольно откинулся на спинку массивного кожаного кресла и, прищурив глаза, стал с удовольствием рассматривать Еву.

Хоть девушке и нечасто приходилось ловить на себе оценивающий и уверенный взгляд мужчины, изменения в поведении профессора она почувствовала сразу. Что именно испытывала она в тот момент, сложно сказать. Испуг перед неизвестностью, панику, тревогу, растерянность и трепет перед мужчиной, возведенным ее стараниями в ранг идеала. Мурашки пробежались по телу, ей казалось, она сгорает в жарком огненном пламени. Ей так хотелось сбежать на свежий воздух, чтобы перестать ощущать его здесь и сейчас. Она чувствовала, что совсем не готова к откровению. Пусть все мечты и грезы о нем останутся ее великой тайной. Она никогда не сможет стать достойной парой этому умному и сильному мужчине, единственному во всей вселенной. Русская сирота с несостоявшейся карьерой, со слишком большим носом, искажающим ее внешность, никогда не будет достойна внимания самого великого мужчины ее времени.

Увидев внезапно появившуюся неестественную бледность на лице Евы, судорожное сжатие пальцев в кулак и взгляд, уставленный в пол, доктор медицинских наук без труда разгадал физические изменения в теле своей пациентки. Она пребывала в чрезмерно взволнованном состоянии, что привело к учащению пульса, прерывистому дыханию и повышенному сердцебиению. Определенно, у Евы Валтасаровой были чувства к нему. Такого рода проявления эмоций со стороны противоположного пола для Адама были не впервые, так как он пользовался большим успехом у дам. Тщательный уход за внешностью, умение красиво говорить и поведение настоящего джентльмена неизменно прельщали сердца женщин. Да, время от времени он проявлял симпатию некоторым дамам, но обычно эти мимолетные увлечения оставались на уровне коротких интрижек, о которых впоследствии Шиллинг даже не вспоминал.

С женой он расстался давно, еще в начале своей карьеры. В браке родились две ангельских доченьки, которым Адам регулярно посвящал свободные от работы выходные. Хоть он и имел свойство забывать об их существовании в связи с чрезмерно большой занятостью, но как только оказывался рядом с ними, он не чаял в них души и с неизменной готовностью и большим размахом исполнял все желания маленьких принцесс. Отношения с бывшей женой были спокойными, неконфликтными и доверительными, можно сказать, даже дружескими, хотя общались они только на выходных и исключительно о детях.

– А не хотели бы вы увидеть больше картин, изображающих императора, великого полководца Бонапарта? – прямо спросил Адам у Евы.

– Да, наверное, – засмущавшись еще больше, ответила девушка, совершенно не готовая к такому вопросу. Все произошло настолько быстро, что она не успела собраться ни с мыслями, ни с силами. Ева чувствовала себя настолько потерянной в компании очаровательного мужчины, что тело отказывалось ее слушаться, даже мысли, казалось, сбежали из-под ее контроля.

– Я покажу вам, – уверенным и спокойным тоном сказал Адам. – А сейчас давайте вернемся к цели нашей сегодняшней встречи. Фрау Валтасарова, ваш случай уникальный и представляет необычайный интерес для современной медицины. Я уверен, коллеги из Мюнхена объяснили вам достаточно и я не намерен повторяться. Моя задача состоит в том, чтобы найти точную причину выздоровления. Со своей стороны, также хочу выразить признательность за ваше согласие в этом участвовать.

– Да, конечно. Я понимаю насколько это важно и готова всячески вас поддерживать, – робко ответила Ева.

– Последние обследования, проведенные у нас в Шарите, целиком положительны. Раковых клеток не обнаружено, отклонения отсутствуют. Ваш ведущий врач должен был объяснить необходимость ежегодных плановых обследований в течение пяти лет после наступления ремиссии, – профессор внимательно изучал экран монитора, его голос звучал сухо, без эмоций, сугубо профессионально.

– Спасибо. Я очень признательна клинике Шарите… – прерывисто начала Ева благодарить за предоставленную возможность бесплатного обследования, однако доктор, не дав ей высказаться, продолжил: