Тройная игра
Шрифт:
— Дергаюсь? — переспросил Игорь Кириллович и улыбнулся. — Неужели так заметно?
— А ты как думал? Ты давай не дергайся, сейчас поговорим про дела твои… скорбные. Скорбные ведь? Или как? — Он снова вальяжно вытянулся в своем кресле. — Коньячку маханешь? — И заржал. — Сможешь, как Юлий Цезарь, сразу два дела делать? — Не дожидаясь ответа, полез в заветный секретер, назначение которого было хорошо известно наиболее приближенным к генералу людям, выудил оттуда пузатую бутылку «Хеннеси». — Видал какой? Я вообще-то больше наш, армянский уважаю… Но этот — подарок, понял? А дареному танку, как известно, в дуло не смотрят. — Снова
«Еще бы она тебя не понимала!» — с легким пренебрежением подумал Игорь Кириллович о всем известной генеральской слабости к алкоголю. У него и в разговоре-то чуть чего — сразу: «Все вопросы только через буфет». Интересно, что он попросит за помощь? Если согласится, конечно, помочь…
— Ну, будем! — не мудрствуя, предложил тост генерал и лихо опрокинул свою рюмку. Игорь Кириллович последовал его примеру. Хотел оставить половину на следующий раз, но так и не решился — знал уже, что этим только даст хозяину повод напоить его как следует.
Появилась и бесшумно исчезла Валентина с подносом, и Гуськов жадно схватил с блюдца на столе тонко отрезанный и припорошенный сахарной пудрой лимонный кружок. После рюмки он сразу как-то повеселел, ожил, сказал нетерпеливо:
— Выпил? Сейчас еще накатим, а ты пока давай-давай рассказывай. Время-то у меня тоже того… казенное. — И как бы в доказательство маханул еще одну рюмку, отчего глаза у него заблестели, будто на них направили специальное освещение. — Ух, благородно! Кстати, если насчет таможни — можешь ничего не говорить, я уже в курсе. Правда, пока не знаю, кто на тебя наехал, но это дело времени. У тебя есть какие-нибудь подозрения?
На какое-то мгновение Грант заколебался, на всякий случай незаметно обежал кабинет глазом. Черт его знает, этого Гуськова, а может, у него тут «жучки» кругом понатыканы.
— Что-то ты, брат, застенчивый стал, — по-своему понял его молчание Гуськов. — Ты к кому прибежал в ножки-то поклониться, забыл? Я генерал-лейтенант милиции, между прочим, замминистра. Неужели ты думаешь, что я не смогу твой вопрос решить?! Но, — он сделал торжественную паузу, — не за так, конечно, понимаешь?
«Эх, заехать бы тебе в рыло!» — тоскливо подумал вдруг Игорь Кириллович, стараясь не смотреть лишний раз на этого захмелевшего красномордого генерала, который когда-то влез с ногами в его жизнь… Он еще раз, теперь уже не скрываясь, демонстративно огляделся, спросил:
— Слушай, Владимир Андреич, а говорить-то у тебя можно?
— Обижаешь, парень! Я, чай, у себя дома, не у дяди в гостях…
— А то они дома не подслушивают… — Игорь Кириллович сказал это так раздумчиво, словно бы все никак не мог решить, стоит ли ему выкладывать свои подозрения. А что, если все это затеял сам Гусь? Взял да придумал новый способ доить из него деньги? Не раз же говорил, не стеснялся, что и сам до денег жаден, и людей таких же уважает. «Жадный — это благородно. Знаешь почему? Потому что он без обмана. Я всегда с таким предпочту иметь дело, чем с каким-нибудь идеалистом. Жадный — он по крайней мере ясен, как стеклышко…». Вот он сейчас освободит груз, а через небольшое время сделает так, чтобы его опять арестовали. Значит, что? Значит, опять скажет: сделаю, но не за так! Нет, тут надо действовать как-то умнее, чтобы он раскололся. Если, конечно, он причастен ко всей этой истории.
А Гуськов тем временем демонстративно посмотрел на часы — дескать, время поджимает государственного человека.
— Ну давай, давай излагай, хватит жаться-то! — снова поторопил он. — Вы вот спросили меня насчет Суконцева… С самим Суконцевым дороги у нас, кажется, нигде не пересекались, а вот с Толиком-то его… Толик ведь как бы в ту же игру играет, что и мы с вами — это «мы с вами» было запущено, конечно, нарочно, чтобы генерал не забывал, на чьей стороне он должен играть или по крайней мере делать вид, что играет.
— Ну это ты хватанул! — сразу среагировал Гуськов. — Он же вроде как сын полка у нас, Толик-то. Да ты ж его сам и учил всему, разве нет? А потом Семен, ну папаша-то его, он что, по-твоему, не знает, что тут и мой интерес тоже?
— А знает?
— Ну, точно сказать не могу, как ты понимаешь, на эту тему я с ним особо не делюсь. Но догадываться он должен. Тем более что у меня от него особых секретов нету. Как-никак в одной упряжке болтаемся…
— Тот у вас сын полка, этот верный ваш пес, извините. А только папаша вон со мной через губу, а сынок без всякого зазрения совести цены сбивает…
— Ну да? — изумился Гуськов, и почему-то Игорь Кириллович ему не поверил, какая-то фальшь была в этой реакции генерала. «Знал, собака, про Толика, все знал!»
— А еще я слышал, — продолжил Игорь Кириллович, — будто за Толиком стоят какие-то чеченцы… Даже конкретно: вроде бы клан Исмаиловых… Вроде бы они взяли все Толиково дело в свои руки, а ему какие-то подачки отстегивают, чтобы особо не шумел, папашу не привлекал. И все довольны — и Толик, и папаша, и особенно — чеченцы…
— Ну это ты брось, брось! — решительно остановил его Гуськов. — Откуда чеченцы, какие чеченцы! Их после первой войны тут, у нас, почти не осталось.
И генерал, и Разумовский прекрасно знали, что это не так. Но Игорь Кириллович не стал спорить, только пожал неопределенно плечами.
— Дай бог, чтобы я ошибался.
— Вот я тебе и говорю, что тут ты точно ошибаешься. На кой чеченцам в эту вашу мебель лезть? Им нефть подавай, гостиницы… вообще что посерьезнее, и чтоб деньги — быстрые. А кстати, — вдруг спохватился он, — это какой Исмаилов? Не тот, который собирался в президенты баллотироваться?
— Брат его двоюродный, — угрюмовато сказал Игорь Кириллович. — У их тейпа в Москве очень сильные позиции…
Но генерал даже не дал ему договорить:
— Если у них такие сильные позиции, что ж ты мне раньше-то не сообщал? Если все так, как ты говоришь, давай оформи письменным отчетом — и прямо мне на стол. А я уж буду разбираться. Все у тебя?
Сволочь какая! И от ответа по существу ушел, и дал понять, чтобы помнил свое место. Кто ты, мол, есть-то? Информатор, стукач? Ну и не забывайся… Игорь Кириллович аж внутренне передернулся от отвращения и к самому себе, и к генералу.
— Нет, конечно, — ответил он на последний вопрос Гуськова, в одно и то же время коря себя за то, что терпит унижение, и понимая, что не может теперь уйти ни с чем. — Я ж вам сказал: у меня по двум, так сказать, ветвям подозрение… — Слукавил: — Но, может, я и правда в другой раз как-нибудь, я ж вижу, вам некогда. А, Владимир Андреич?