Тройное Дно
Шрифт:
— Что за люди?
— Это мои люди. По ночам грузил ящики в фургончик.
— Какие ящики?
— Примерно с водкой. Или с чем-то похожим. По приметам он. Только пьяный.
— Значит, не он. Мальчик Безухов Николай Дмитриевич пьяным быть не может. Мал больно.
— Нынче вину и любви все возрасты покорны. А также «травке».
— Ладно. Делай как знаешь. Если все так, потом его домой не отвози. Дальше проблемы начнутся, а нужно узнать все, что можно.
— И куда везти?
— Ко мне на квартиру. Ключи у тебя есть.
Уже не раз квартира
Зверев положил трубку, направился к двери, и телефон зазвонил опять. Но теперь он уже не повторил нехитрую операцию снятия трубки. Он вышел, запер дверь, спустился вниз.
С момента убийства Бабетты и Кролика прошло уже три месяца. Лето плавно перешло в осень, все вокруг изменилось неуловимо и безнадежно. Но ничего не изменилось в деле, которое обрастало трупами и становилось тем не менее «глухарем» вселенского масштаба. Зверев ждал от этой поездки многого. Если Ларинчукаса не удастся прокачать, то придется погрузиться в тихое отчаяние.
Фургончик обнаружился на Суворовском. Он двигался в сторону Невского и попытался свернуть на улицу Некрасова, где и был заблокирован и остановлен.
— Что ж ты, дружок, бегаешь от нас? — ласково спросил Вакулин.
Водитель, молодой парень в спортивном костюме, кепочке и очках в простой оправе, был напуган.
— Ничего я не бегаю! Опаздываю, вот и все…
— Так опаздываешь, что полночи по городу кружишь. Документы!
Варенцов Сергей Ильич, права в порядке, документы на машину имеются, товарно-транспортные накладные на груз — три ящика водки «Сокровенная» производства Санкт-Петербурга имеются, груз соответствует, отправитель фирма «Чиж», получатель АОЗТ «Сабвей», общегражданский паспорт есть, прописка проверена на пульте и соответствует…
— Так чего же ты бегаешь?
— Тороплюсь.
— Куда, если не секрет?
— Мне запчасти обещали. «Мерседес-Бенц» все-таки. Пойди купи…
— И где он, продавец этот?
— Опоздал. Не дождался меня и уехал.
— Уедешь тут, если клиент полночи круги вертит, умело уходит от милиции…
— Какие круги? Проверили документы и отпустите! Права не имеете держать.
Машина была в полном порядке, с иголочки, повода как бы и не было. И все же он был.
— У тебя очки сколько диоптрий?
— Почти нисколько. Две с половиной.
— Две с половиной? — радостно осклабился сержант Хрулев. — А где отметка о коррекции зрения?
— Какая еще отметка? Там написано что? Что вы мне втюхиваете?
— Ты еще и невежливо разговариваешь?
— Товарищ начальник! Какая еще отметка? Отпустите меня, я спать хочу. Мне на работу утром рано.
— Мне вот кажется, что у вас в техпаспорте подчистка. Поедем в отделение, — сообщил Сергею Ильичу Вакулин, — в нашу машину пересядьте.
— Хорошо. Позвоню вот только. Вон из того автомата.
— Ага! — рассмеялись все…
Теперь следовало подумать, но не очень долго. Существовал риск все испортить, порвать эту не ниточку даже, волосок тончайший. Но других-то ниточек, веревочек, волосков не было. Мальчик пропавший нужен был живым и невредимым, не сошедшим с ума, не отчаявшимся, не ушедшим в раковину отчуждения. О том, что происходило с ним все эти дни, можно было только догадываться. Слишком хорошо знали Вакулин со Зверевым, что могло происходить.
— Едем в «Чиж». Водилу в камеру. Группу Челышкова с нами. Все, — решил Вакулин.
Кафе «Чиж» занимало две квартиры на первом этаже девятиэтажки напротив станции метро «Проспект Большевиков». Стенка сломана, перегородки поставлены, стойка, столики, гриль, кофейный автомат, «однорукий бандит». Музыка тихая. Рядом двери лифта с устойчивым запахом аммиака. Между станцией метрополитена и подъездом вокруг и около ларьки и павильоны. Торгуют круглые сутки. Кафе работает с восьми утра до часа ночи. Люди Зверева провели здесь два дня, попарно и поодиночке, сменяясь и приходя снова. И ничего. Только вот фургончик, красивый и иностранный, «мерседес» дизельный, каждую ночь возит коробки и ящики из «Чижа» в «Сабвей». Назад везет другие коробки. Дело обычное, торговое. Не пошел товар — вези обратно. Заменяй на другой. Комбинируй. Бизнес. Святое дело.
Охрана внутренняя, мужики с голосами сонными и нетрезвыми, открывать отказалась, стали звонить начальству, требовать ордер, покрикивать из-за двери. Челышков заблокировал окна, выставил оцепление. Начальство, общаясь по телефону, открывать категорически отказалось, более того, оперативно прозвонило на пульт, потребовало разобраться, спрашивало, где ордер и по какому поводу.
— Сноси дверь, — приказал Вакулин.
После третьего удара кувалдой заверещали охранники, догадались, что все серьезно, попробовали отпереть, но один замок уже заклинило. Дожидаться не стали, и «громовой» Астахов доделал дело. Дверь взломали.
Кафе как кафе. Стойка, бутылки, девка на диване, два сторожа. На столе колбаса «любительская», томаты в собственном соку, тушенка украинская. Яловичина, стало быть. Хлеб бородинский, водка «Командарм».
— Советскую еду кушать любите? — вежливо начал Вакулин.
Охранники, здоровые напуганные мужики, радостно закивали головами. Минут через тридцать примчался «хозяин». Молодой, в костюме и галстуке, несмотря на ночь. А может быть, от дела оторвали. Из клуба.
— Что, собственно, происходит? — попробовал было понять «хозяин». И тут же лег лицом на пол. Туда, где уже лежали охранники. И тот, кто вошел вместе с ним. И тот, кто оставался за рулем в «девятке». Руки на затылках. Головы в тоске.