Трубка снайпера
Шрифт:
— Заграничный? — осмотрел Номоконов красивую обёртку.
— Америка.
— Ишь ты, — помял солдат щепотку душистого табака. — Видно, совестно стало заморским помощникам. Пригляделись к нашему брату: знать, не пропадёт подмога, заплатют советские, отдадут! Чего ж, попробуем, покурим… Может, и полегчает на фронте, эх!.. Говори, как живёт лейтенант?
— Уже на охоту бегает, — рассказывал Юшманов. — Обожгло немного командира, в траншею сбросило. Ничего, жив и здоров! За этот бой благодарность от командира дивизии получил. Правильно расставил людей, вовремя, хитро. С флангов били наши снайперы фашистов, сзади. Особенно Санжиев отличился — много наворочал.
— А сам?
— Есть, — сказал
— Которые упали наши?
— Сергея Павленко не стало, — сообщил старший сержант. — От раны скончался, на позиции. Погибли Семёнов, Жуков, Горбонос…
— Неужели так?
— Да, Семён Данилович, это так. Всех нашли, возле своего блиндажа похоронили. Мстить будем за них — до самого конца! Откопали и вашу винтовку, почистили, в пирамиду поставили.
— Сохранилась?
— Ждёт вас не дождётся. В чужие руки не даём — так лейтенант велел. Тоже верующий. Святая, говорит, эта винтовка, с особым боевым настроем. А теперь последняя новость, — протянул сержант большущий конверт. — Письмо вам пришло из Нижнего Стана.
— Шутишь, Николай, — дрогнул Номоконов. — Чего пишут? Я ведь того… Быстро не могу, не обученный.
— Вот об этом — знаем.
«В руки снайперу Семёну Даниловичу Номоконову» отправил письмо из Нижнего Стана его старший хубун [9] .
«Здравствуй, — неторопливо читал Юшманов. — Куда ты уехал, запропался, совсем забыл о нас. Долго не было о тебе никакого слуха, а сегодня пришло письмо с фронта. Напугались, а потом узнали, как ты воюешь, и все тебе кланяемся».
9
Хубун — сын (тунгусск.).
— Ты давал знать?
— А разве можно так? — нахмурился Юшманов. — Полгода не писали домой, даже адреса не сообщили!
Улыбнулся солдат:
— Вроде бы кочевал, дело налаживал, охоту. А теперь можно, напишем. Дальше!
«Живём ничего, — продолжал Юшманов. — Много народа уехало на фронт, а колхоз крепче стал, сильнее. Нам помогают, поэтому школу я не бросил и первого сентября пошёл в восьмой класс. Недавно вступил в комсомол…».
— Ухты!
«Учится и Прокопий, а Мишку носим в ясли. Мать работала на ферме, а сейчас кормит ребёнка. Есть теперь у меня новый брат, а у тебя ещё один хубун. Родился он недавно, и назвала его мать, как меня, Володей…».
— Ну? — привстал Номоконов. — Опять Володька? Это как? Ошиблась Марфа без хозяина… Гришей можно, Ванюшей, как лейтенанта, али по-другому. Мало ли…
— Надо бы совет держать, — опять упрекнул Юшманов. — Закружишься с такой семьёй! Ни слова о себе, ни строчки… Ничего, не перепутаете! И у якутов это бывает. Владимир-старший и Владимир-меньшой… Хорошо!
«А о тебе, отец, стало известно и в правлении. Все радуются, что ты такой ловкий — немецкого „пантача“ положил на снег: Проси своего командира, чтобы он подробно описал, как ты скрадывал фашиста— все хотят знать. И ещё он не сказал, в котором месте ты воюешь…».
Прочитал письмо Юшманов, крепко пожал руку и, развязывая шнурки халата, ушёл. На передовую заторопился. Мишка Поплутин придёт сейчас в палату — вот с ним будет долго говорить Номоконов. Подносил солдат к глазам маленькие листки бумаги, шевелил губами, и буквы тихо, одна задругой, снова рассказывали ему о больших событиях, заставляли замирать сердце. «А на охоту мы ходим с Пронькой. Припасы есть ещё. Ловим петлями зайцев, а недавно добыли гурана. Я выследил, нагнал, а Пронька завалил…».
Нелегко в селе — понимает это Номоконов. Уезжая, он оставил сынишкам дробовое ружьё и припасы — всё, что имел. Берегите, сказал, попусту не стреляйте. Тайга богатая —
А вот вторая бумага из Нижнего Стана, от партийной ячейки, лейтенанту Репину заказана, а только и её принёс в госпиталь старший сержант Юшманов. Сказал: «Сами прочитаете этот листок, быстрее поправитесь, силой нальётесь».
«Гордимся боевыми делами нашего земляка Семена Даниловича…».
Вспомнил Номоконов, что недавно, как бы между делом, спросил Юшманов: а много ли в Нижнем Стане Номоконовых, сколько улиц в деревне и какой номер его дома? Одна улица в селе, именем партизана Журавлёва зовётся, а дом Номоконовых — пятый с края. Отсюда зачалась таёжная коммуна «Заря новой жизни». Обязательно приезжай погостить после войны, дорогой товарищ якут. Быстро найдёшь этот дом, сразу. Так ответил. Эвон для чего спрашивал адрес Юшманов! Вместе с лейтенантом писал он весточку в Нижний Стан.
«Рады сообщить, что наш колхоз уже дал Родине Героя Советского Союза и шестерых орденоносцев. Бывшие охотники и полеводы становятся искусными снайперами, артиллеристами, разведчиками.. Растёт боевой счёт наших односельчан — суровый, сибирский счёт. Все увеличивается и наш трудовой вклад в фонд обороны. Сообщаем, что колхозы Шилкинского района отправили на фронт сверхплановые эшелоны зерна и мяса.
Смерть гитлеровским поработителям!».
В тот день диктовал Номоконов своё первое письмо с фронта:
«Снега здесь много, леса не шибко стоящие и горы невысокие, а только стали эти места как свои. На важном месте держим оборону. По одну руку — Москва, по другую — Ленинград. Вот где действую! Которые фашисты наши города собирались жечь, народ давить, сюда подворачивают. Значит, дырки в этих местах у них получаются. И этих зверей кладём на снег, уничтожаем! А всем вам, дорогие земляки, за огромную подмогу и верность — низкий поклон».
Ушла в Нижний Стан и газета, рассказавшая о стойкости батальона, в котором сражались люди разных национальностей. Поплутин написал на полях газеты, что «только в этом бою израсходовал Семён Данилович более сотни патронов». И многоточие поставил. Догадаются таёжные люди, сколько фашистов полегло от пуль колхозного охотника в одной лишь схватке с фашистским зверьём.
Большую закорючку поставил на газете и Номоконов — удостоверил, что жив он, здоров, готовится к новым боям.
НА ЖИВЦА
Вечерами и на передовой выкраивали время, которое можно было использовать «по своему личному усмотрению». Весело было в блиндажах и землянках, где жили снайперы. Солдаты читали стихи, пели любимые песни, играли в шахматы, с азартом сражались в домино. Лейтенант Репин привёз на фронт скрипку и, случалось, вынимал её из футляра.
10
Из поэмы М. Матусовского «Друзья», посвящённой снайперам Северо-Западного фронта С. Номоконову и Т. Санжиеву.