Трудная любовь
Шрифт:
— Назначат. Поедешь?
— Право, не знаю. Я ведь в сельском хозяйстве разбираюсь неважно.
— Смотри, Рогов… Куда-то ты сворачиваешь. Гнешь.
«Дурак!» — чуть не крикнул Николай, но улыбнулся.
Он смотрел вслед Копытову и не услышал шагов Риточки.
— Он в деревню едет! — шепнула она. — В деревню! Ужас!
— Не болтай глупостей, — обрезал Николай. — Сколько раз тебе говорить: не подходи ко мне в редакции.
— Пожалуйста, — оскорбленным тоном ответила Риточка. — Зайди к Полуярову.
— Начинается, — со злорадством
Оказалось, что статья, от которой он пришел в восторг, не только не понравилась новому редактору, а возмутила его.
— Поедете еще раз, — сказал он.
— Вы не доверяете мне?!
— Я сомневаюсь в правильности выводов.
— Это издевательство!
— Проще съездить, чем скандалить.
— Я категорически отказываюсь, — твердо сказал Николай. — Это придирки.
— Тем хуже для вас, — устало ответил Полуяров, — плохо вы написали. Причину пьянства среди молодых шахтеров вы объясняете тем, что в общежитиях не хватает шашек и домино. Бывает, печатаем такие глупости. Поедете?
— Нет. Я подам заявление об уходе.
— Ничего лучше не придумали? — возмущенно спросил Полуяров. — Я не в восторге от вас, но давайте попробуем работать.
— Нет.
Николай написал заявление, и надеялся, что его не подпишут, но Полуяров без слов написал резолюцию «В приказ».
— Спасибо, — сквозь зубы процедил Николай, — я вас никогда не забуду.
Николай растерялся. Выйдя в приемную, он отвернулся от Риточки, чтобы она не видела его лица. Когда волнение несколько улеглось, Николай вернулся в отдел и сказал развязно:
— Лесной, можешь торжествовать. Меня таки выжили из редакции. Я ухожу. Теперь ты получишь долгожданное повышение.
— Всю жизнь стремился, — равнодушно отозвался Валентин.
— Попрощаемся? Пожелаем друг другу удачи на жизненном пути?
— Счастливо.
— Ты сейчас готов мне и цветы подарить?
— Нет. И не надо говорить пошлости.
— Скажите, какая суровость. Интересно, что у вас дальше будет. Одним бы глазком взглянуть, когда у вас пройдут души прекрасные порывы…
— Не надо, Рогов, — остановил Валентин. — Не надо хихикать. Желаю всего доброго.
Николай ушел из редакции, ни с кем не попрощавшись. На душе было препротивно. Тщетно старался он ободрить себя и своим независимым поведением, и легким успехом у хорошенькой Риточки с точеной фигуркой, и решением областного суда.
Дома он долго сидел в темноте, не зажигая света, думал… Со временем все забудется. Станет милым воспоминанием. Нелегко нам пришлось, но мы выстояли… Николай понюхал корочку, потряс головой. Хорошо. Отлично. Еще стопочку, и довольно. Отлично. Нечего прибедняться. В такую квартиру согласится зайти не одна Риточка. Мы еще поживем. Выпьем, Коля! Только не хандрить, верить в себя.
Услышав стук в дверь, он на всякий случай спрятал бутылку и пошел открывать.
Приход Риточки окончательно исправил настроение. Вначале Николай принял озабоченный вид, в глубоком молчании выкурил
— Утешать пришла?
— Да, — простодушно призналась Риточка, и на ее крашеном личике появилось выражение неподдельной грусти.
Николай растрогался, похлопал ее по колену и весело сказал:
— Не горюй! Таких, как я, не легко сбить с ног. Ты думаешь, много хороших журналистов сидит без дела? Место, конечно, искать, выбирать надо, но…
— Я нашла тебе место! — радостно воскликнула Риточка.
— Ты?! — Николай и удивился, и возмутился. — Кто тебя просил? Я не позволял тебе вмешиваться в мои дела. Сам устроюсь. Займись-ка лучше чаем.
Риточка не пошевелилась. Николаю стало жаль ее. Он потрепал ее по спине и сказал:
— Ну, не сердись. Спасибо, как говорится, за внимание, но, право, я в нем не нуждаюсь. Не бойся, без места не останусь.
— Знаю, — еле слышно произнесла Риточка.
— То-то, — покровительственно, удовлетворенно бросил Николай, обняв ее. — Нравлюсь я тебе? А?
Она обрадованно закивала, а глаза говорили: «Люблю. Надоело куклой быть, болтаться со всякими пижонами и командированными стариками. Полюбить хочется. Чтоб любили не за грудь и ноги, а так просто…» Она покраснела, быстро встала, отошла к стене… Если бы она умела говорить! Не такая уж она погибшая. Она не виновата, что никто ее за человека принять не хочет. Сразу руками тянутся…
А Николай смотрел на нее с удовольствием и думал: «Она в меня, по всей вероятности, по уши… дурочка». Давно он не испытывал такого опьяняющего довольства самим собой, превосходства, уверенности. В конце концов он хороший журналист, чего ему бояться — будет место.
— Где же ты мне должность подыскала? — спросил он.
— Очень хорошее место, — взволнованно ответила Риточка. — В железнодорожной многотиражке, там у меня знакомая…
Николай расхохотался, повалившись на диван, встал и возмущенно проговорил:
— Ты просто ничего не смыслишь. Мне — в многотиражку?! Извини, но надо хоть немного соображать. Нельзя мне размениваться на мелочи. Настоящий журналист в многотиражке сидеть не будет. Задохнется. Думай, детка.
— Я думаю, — неуверенно пробормотала она, — но я же не для себя… Оклад большой, тысяча с чем-то, бесплатный проезд хоть до Сочи, квартира.
— Квартира у меня есть, на проезд я заработаю.
— Прости меня, я не виновата, что не всегда понимаю.
«Ольгу бы сюда! — пронеслось в голове. — Посмотрела бы!»
Вечер провели неплохо, но вдруг Риточка засобиралась домой.
— Ты что? — возмутился и обиделся Николай. — Мамы испугалась?
— Мамы у меня нет, — кусая губы, ответила Риточка. — Я всю жизнь одна живу… — на ее глазах показались слезы. — Проводи меня. Пусть будет, как у людей. По-хорошему, по-человечески…
— Все у нас по-хорошему, — Николай стал ласкать Риточку, сообразив, что она, действительно, чего доброго, в самом деле уйдет. — На улице холодно, а нам с тобой тепло…