Трудная позиция
Шрифт:
Письма Зинаиды Васильевны он складывал в ящик письменного стола и время от времени перебирал их, перечитывал, вспоминая обо всем происшедшем, как о тяжелом и далеком сне, хотя Леночке было всего четыре с половиной года.
Женился Вашенцев ровно через год после окончания академии на энергичной и очень миловидной девушке Ирине Пушкаревой, студентке геологоразведочного института. Женился, можно сказать, тайно, потому что Зинаида Васильевна своего согласия на брак дочери давать никак не хотела.
— Что вы, Олег Викторович, какая женитьба, — удивилась она, когда Вашенцев заявил ей о своих намерениях. — Моя дочь еще ребенок. К тому же учеба...
И
— Нет, нет, — стояла на своем упрямая Зинаида Васильевна, — если у вас любовь, — значит, подождете, ничего не случится. Мы в свое время ждали.
Ирина тоже держала сторону матери и просила Вашенцева подождать с женитьбой до окончания института или хотя бы до перехода на последний курс.
Вашенцев выходил из себя. Ему казалось, что Ирина говорит все это не от души, а просто не хочет обижать мать, и он старался переубедить ее:
— Мы же любим друг друга. А это главное. Понимаешь?
— Я все понимаю, — соглашалась она. — Но ведь институт для меня тоже дорог.
— Ну и учись, пожалуйста. Разве я против? А в случае чего, в другой институт перейдешь. У тебя же будет на это полное право. Да и я помогу.
— Ой, что ты, Олег! — возражала Ирина. — Я хочу быть геологом. Только геологом.
Как-то, прогуливаясь в городском парке, они ушли в самую дальнюю аллею, где не было ни единой души, только в молодом низкорослом ольховнике беспокойно ворковала одинокая незнакомая птица.
— Послушай, Олег, — остановившись, заговорила вдруг Ирина с мучительным волнением. — Я сейчас все объясню тебе. Я родилась в Уссурийске. Мой отец был учителем географии. Но все, кто знали отца, считали его геологом. Он часто ходил в тайгу со своей собакой Альфой и приносил оттуда в рюкзаке для школьного музея образцы ценных пород, найденных в размывах и в обрывистых берегах таежных речек. К отцу приезжали ученые из Москвы, и он водил их по местам своих находок. Однажды он взял меня, и мы прожили в маленькой избушке целых полмесяца. Когда он заболел и уже предчувствовал, что жизнь его скоро оборвется, отдал мне все свои записи и карты. Теперь ты понимаешь меня, Олег?
Был полдень. По аллеям текла жара. В знойной истоме изнывали деревья, и легкий тополиный пух, не шевелясь, лежал на траве и песчаных дорожках. Ирина была в коротеньком сиреневом платье без рукавов, тоненькая, солнечная.
— Знаешь что? — Вашенцев взял ее за руки и посмотрел в глаза. — Ведь и геологи тоже люди. Давай запишемся и никому об этом ни слова?
— И маме? — растерялась Ирина.
— И. маме.
— Как же это?
Вашенцев не отступал:
— Если ты не согласишься, я уеду отсюда. Навсегда уеду.
Ирина молчала, нервно покусывая губы. Налетевший ветер теребил ее коротенькое платье и черные косы.
— Значит, ты не любишь меня, — сказал Вашенцев. — Наверно, не любишь!
Она обвила его шею руками, стремительно, по-птичьи, вытянулась и поцеловала.
— Вот! Теперь веришь?..
На следующий день они зарегистрировались в загсе. Вашенцев сразу же нашел маленькую комнату у тихой одинокой старушки на окраине города, и Ирина стала приходить к нему каждый вечер, как только солнце пряталось за пыльными горячими крышами. А после двенадцати, когда улицы затихали, Вашенцев провожал ее домой, стараясь ни единым движением не выдать своих новых с ней отношений. Они очень были довольны тем, что
Однако вышло так, что через месяц планы их внезапно разрушились: Вашенцеву предложили срочно вылететь на Север, в Заполярье. В тот же день огорченные молодые пришли с повинной к Зинаиде Васильевне. Она сперва приняла их вынужденное признание за дерзкую выдумку и поверила, лишь когда дочь показала ей свой паспорт.
Но возмущалась она, к удивлению Вашенцева, не столько дерзким поступком дочери, сколько своей собственной слепотой и тем, что вышло все не как у людей, без свадьбы и всякой другой торжественности.
— Я ведь и деньги собирала, и приданое, — с грустью причитала Зинаида Васильевна. — Что же теперь делать-то будем?
Но свадьба все-таки состоялась, правда, небольшая и не очень шумная, потому что Вашенцеву нужно было торопиться со сборами, а у Ирины перед расставанием уже не было настроения веселиться.
Улетел Вашенцев через два дня, захватив с собой необходимые вещицы и пачку Ирининых фотографий. Фотографии он развесил в тесном кузове машины, которую вместе с ракетными установками доставили в Заполярье. И когда Вашенцев после служебных дел усталый валился на откидную койку, Ирина была рядом, перед глазами. С одной фотографии она глядела на него ласково, с улыбкой, с другой — хмурилась, как бы упрекая: «За что же ты мучаешь меня, Олег?» Потом рядом с портретами Ирины появился портрет дочери. Дочь лежала на подушке крошечная и глазастая, как мать, и счастливый отец не мог на нее насмотреться. Порой даже ночью, проснувшись, он включал батарейный фонарик и долго, как заколдованный, смотрел на фотографию...
Вашенцев сунул в пепельницу недокуренную папиросу и выдернул из пачки свежую. Пальцы вздрагивали, будто в ознобе. Быстро встав, он чиркнул спичкой по коробку, прикурил и заходил по кабинету. Кольца дыма медленно плыли к потолку, цеплялись друг за друга, утрачивая форму. Тишину взорвал резкий звонок телефона.
— Да, да! — закричал в трубку Вашенцев. — Горск!.. Горск!.. Зинаида Васильевна?
Но в трубке гудел мужской голос. Вашенцев возмутился:
— Кто? Какой Аганесян? Откуда? Зачем перебиваете? — Узнав, спохватился: — Ах, подполковник Аганесян! А я, понимаете, жду... Извините... — И вдруг насторожился: — Что-что? Какой орден? Кому? Крупенину?..
Вашенцев тяжело вздохнул и, опустив трубку, снова чиркнул спичкой по зажатому в пальцах коробку, подумал: «Везет же человеку. Натворил безобразий, запятнал честь училища. Теперь с Красиковым кашу заваривает. И на тебе — орден. Мило-весело! Значит, и выговор снимут. Это уж точно. А мне со своим ходить и ходить еще. Да разве дело в одном выговоре...»
Ему вспомнилось, как вызвал его однажды к себе начальник училища. Было это в середине августа, в нежаркое приятное утро, в самый разгар вступительных экзаменов. Кивнув на лежавшие посреди стола бумаги, генерал сказал с мягкой и доброй улыбкой: «Вот решил представить вас к очередному званию. Полагаю, заслуживаете». И хотя Вашенцев сам знал, что повышения в звании он заслуживает, что непременно получит его, решение генерала обрадовало, и он сразу представил, как в этом же кабинете генерал вручит ему новые погоны и скажет: «Поздравляю, товарищ подполковник». Но поздравления он так пока и не дождался. Генерал привез как-то из штаба округа печальную весть. «Задержали ваше звание, — сказал он с искренним сожалением. — И все из-за истории с Саввушкиным».