Трудная позиция
Шрифт:
— Значит, все хорошо? — обрадовался Крупенин.
— Нет, не хорошо. У него довольно обширная гематома.
— А что это, доктор? Очень серьезно?
— Не очень. Однако с месяц полежать ему придется. Через некоторое время сделаем повторный рентгеновский снимок. Посмотрим.
— Контрольный, так сказать?
— Разумеется.
— Выходит, есть все же сомнение?
Врач пожала плечами.
— Ну извините, доктор, за лишние вопросы. Я только хочу попросить вас отнестись к больному повнимательнее.
Врач сердито блеснула глазами:
— Что значит «повнимательнее»? Это же мой долг. И я не могу делать исключения. Для меня все больные одинаковы.
— Я понимаю, доктор. Но, видите, какое дело... Красиков много пережил. У него была встреча с отцом очень тяжелая. К тому же он человек тонкий, с музыкальной душой.
— Даже с музыкальной? — удивленно подняла брови врач.
— Ну да, — охотно подтвердил Крупенин. — Он и на гитаре, и на баяне играет. И песни у него свои есть.
— Смотрите какой. — Строгое лицо врача на мгновение подобрело. — Ну, ладно. Я разрешу вам повидать его, только ненадолго.
— Да мне хоть минут на пять.
— Пойдемте со мной.
— Спасибо, доктор.
Длинным и узким коридором они прошли в конец главного корпуса, пересекли территорию двора со множеством деревьев и скамеечек и очутились в вестибюле другого корпуса, который был меньше и ниже главного.
— Наденьте халат, — сказала врач, остановившись у вешалки, и предупредила: — Только, пожалуйста, не задерживайтесь и не расстраивайте больного.
Забинтованный, хмурый, с каким-то виноватым выражением на задумчивом лице, Красиков показался Крупенину невероятно худым и бледным. В маленьких ореховых глазах его была тревога.
— Как хорошо, что вы пришли, товарищ старший лейтенант! А я все время лежу и думаю: придете или нет? — Красиков обвел взглядом палату и, убедившись, что ни врача, ни сестры рядом нет, торопливо зашептал: — Помогите мне, товарищ старший лейтенант. Меня могут демобилизовать, я знаю.
— Как это демобилизовать? — насторожился вдруг Крупенин. — Откуда вы взяли?
Красиков стал рассказывать, что у его соседа по койке точно такая же травма, что пролежал он с ней в госпитале полтора месяца, а сегодня медкомиссия вынесла решение — служить в армии он больше не может.
Крупенин возмутился:
— Ерунду вы говорите, Красиков. Одинаковых травм не бывает. И при чем тут сосед? Я только что видел врача. Она даже речи не вела об этом. Наоборот, она уверена, что все у вас пройдет, пройдет быстро.
Подошла сестра, молоденькая, востроглазая. Смущаясь, предупредила:
— Хватит, товарищ старший лейтенант, хватит. Пора заканчивать беседу.
— Люся, вы?! — удивился Крупенин.
Сестра улыбнулась.
— Так вы теперь здесь работаете? Ну лечите нашего больного хорошо.
— Постараюсь. — Люся кокетливо повела плечами. — Только вы не задерживайтесь. Любовь Ивановна рассердится.
— Все, все. — Крупенин дружески потрепал Красикова по плечу: — А вы смотрите, не хандрите больше. Слышите?
Но сам подумал: «Как же не хандрить, положение-то действительно серьезное. Ведь и врач не скрывает этого. А вдруг и в самом деле встанет вопрос о демобилизации? Повезло хоть, что Люся тут. Все-таки свой человек, подбодрит, если нужно».
На улице было сыро и холодно. С утра висевшие над городом рыхлые серые тучи теперь сеяли мелкую противную крупку, и ветер хлестко бросал ее в лица прохожих.
Пока Крупенин добирался до училища, он все время раздумывал; как бы помочь Саввушкину и Красикову. И он решил зайти к Осадчему вечером домой и рассказать обо всем откровенно и подробно.
На полдороге между проходной и казармой к Крупенину подбежал лейтенант Беленький, встревоженно доложил:
— А я ищу вас, товарищ старший лейтенант. Идите срочно к командиру дивизиона. Ждет.
— Что стряслось еще? — спросил Крупенин.
— Не знаю. Приказал найти.
Майор Вашенцев встретил Крупенина сурово, недружелюбно:
— Вы где пропадаете? Почему вас нет в батарее? Явитесь немедленно в управление к начальнику учебного отдела. Снова что-то с вашей рационализацией. Не хочет округ возиться с ней.
— Почему не хочет? — спросил Крупенин.
— А вот этого я не знаю. — Вашенцев пренебрежительно скривил губы. — Ну идите, идите быстрей. Да за дело нужно браться. Сегодня курсанты возвращаться начнут с каникул.
30
Закончились каникулы. Жизнь училища быстро набирала свой особенный привычный ритм, который во всех приказах и инструкциях именовался просто внутренним распорядком. В эти дни полковник Осадчий от рассвета и дотемна был в подразделениях.
Лишь поздно вечером, когда в управлении почти никого не оставалось, он появлялся в своем служебном кабинете, чтобы просмотреть накопившиеся за день бумаги.
Сегодня Осадчий пришел в управление значительно раньше, потому что Забелин собирал офицеров на совещание. Кроме того, у Осадчего была еще своя немаловажная забота. Он искал удобного момента для весьма щепетильного разговора с Забелиным о начальнике учебного отдела.
Между тем все вызванные в кабинет Забелина офицеры уже собрались. Тут были Аганесян, Крупенин, командиры дивизионов, начальники учебных циклов и преподаватели ракетной техники. О предложениях Крупенина докладывал подполковник Аганесян, докладывал живо и бойко, но, как сразу же показалось Осадчему, с явным намерением от самого трудного вопроса уклониться. Аганесян сообщил, что теперь молодые курсанты будут чистить технику и нести караульную службу в ракетном парке, а некоторые занятия с ними будут проводиться непосредственно у техники. Затею же с показом первокурсникам техники в действии, в полевых условиях, Аганесян расценил как весьма и весьма неподходящую, сославшись на то, что это оторвет курсантов от программных занятий. Забелин остановил его:
— А нельзя ли сделать все это попроще, без отрыва?
Аганесян отрицательно покачал головой:
— Не знаю, товарищ генерал, таких возможностей не вижу.
— А по-моему, есть такие возможности, — подал голос Крупенин. — Я уже докладывал об этом.
— Ну, ну, подскажите, — попросил Забелин.
— В программе третьего курса, товарищ генерал, есть такая тема: «Ночной марш, занятие батареями стартовой позиции и отражение «вражеской» авиации на подступах к городу». Вот это учение как раз и можно сделать показным для молодых курсантов.