Трудно быть сержантом
Шрифт:
— Ты бы хотел полетать на этой штуке, Бен? Это было бы здорово, правда?! — воскликнул я.
Бен слегка кивнул головой, посмотрел на самолет и протянул:
— Да — а.
Тут я дал волю своему воображению. Пройдет немного времени, думал я, и Бен сам будет бороздить небо на самолете, бодро отвечая: "Принято. Выполняю". Я похлопал приятеля по спине и совсем ясно представил себе кабину самолета, из которой торчит небольшая голова Бена в пробковом шлеме и очках. И только я хотел заметить, что в пехоте не полетаешь на самолетах, как вдруг услышал, что меня вызывают:
— Уилл Стокдейл! Кто здесь Уилл Стокдейл?
Я увидел парня, который стоял перед строем с листом бумаги
— Это меня вы зовете?
— Вы Уилл Стокдейл?
Тут я вспомнил, как отец говорил, бывало, в таких случаях, и выпалил:
— Так называла меня моя мама, а я знаю, что она никогда не лгала.
Всем это очень понравилось, ребята засмеялась, но парень с бумагой молчал. Он только недружелюбно посмотрел на меня и сказал:
— Ладно, если вы Уилл Стокдейл, становитесь сюда. Пойдете вот с ним, а остальным оставаться на месте. "Я уже точно не помню, что произошло дальше. В общем, я долго стоял с мешком в руках, и не выходил из строя. Тот, что с бумагой, кричал на меня, требовал, чтобы я шел с парнем, который жестами звал меня к себе. Но я не двигался с места. Когда Бену и другим ребятам была дана команда уходить, я было хотел пойти с ними. Тогда парень с бумагой и его помощники окружили меня и стали что-то с жаром объяснять, но я никак не мог понять, что они говорят.
— Если вы не возражаете, я лучше пойду с ними, — вежливо говорил я, показывая в ту сторону, куда уходили Бен и другие ребята.
Но меня не слушали. Один молодчик схватил мой мешок, что-то приговаривая. Тут к нему подскочил еще один, и теперь они уцепились за мешок вдвоем, что-то бормоча себе под нос. А Бен и другие ребята уходили все дальше и дальше. Я хотел броситься за ними, но парни крепко держали мой мешок. Я готов был оторвать им головы, лишь бы вырваться к своим друзьям, но вдруг увидел, что Бен машет мне рукой. Вспомнив, как он относится к таким вещам, я не стал бить парней по голове, а только слегка толкнул одного локтем под ребро. Парень глотнул воздух, лицо у него посинело, и он слегка пошатнулся, но мой мешок из рук не выпустил. Когда я снова оглянулся, Бен и другие уже скрылись из виду за каким-то зданием, и теперь я не знал, куда они ушли. Мне ничего не оставалось делать, как покориться. Я стоял и слушал, как парни о чем-то тараторили, а потом один из них мне сказал:
— Послушай, парень, сейчас я не советую тебе ничего предпринимать. Лучше потом доложить обо всем капитану. Ведь это он приказал назначить тебя сюда. Я тут ни при чем.
— Ну что ж, — согласился я. — Где он? Я скажу ему.
— Ты должен пойти с Ринго, и он тебе все объяснит. Ну, как, пойдешь? Или опять будешь упираться, а?
Этот вопрос мне показался совсем глупым. Ведь я не собирался никому причинять беспокойство, а напротив, старался быть вежливым.
Они продолжали объяснять мне обстоятельства дела и в то же время пытались привести в чувство парня, которого я задел локтем и которому почему-то стало плохо. Наконец парень, которого звали Ринго, выдавил из себя что-то вроде «пошли», и я не стал возражать.
По дороге он пытался объяснить мне, что это было за место, куда меня назначили, и нахваливал его, но толком ничего не рассказал" а вернее, я его плохо понял. Скоро я догадался, в чем причина: моим собеседником оказался чистейший янки. Я изо всех сил старался показать, что отлично его понимаю, и одобрительно кивал головой. "Вот придем в казарму, — думал я, — и уж там-то, наверное, найдется кто-нибудь, кого я хорошо пойму".
Однако и в казарме оказались одни только янки. Ринго указал мне мою койку. Как раз в это время усталые и покрытые пылью янки возвращались со строевых занятий. Я присел на койку, закурил и решил разузнать о капитане. Я стал присматриваться, с кем бы лучше заговорить. Но все они бормотали одинаково непонятно, усиленно жестикулируя и произнося слова как-то в нос, что ужасно резало слух. И двое парней ругались так, что просто смех. В их ругани не было ни одного по-настоящему крепкого словечка. У них получалось даже хуже, чем у Барта, хотя старались они не меньше его.
Чтобы лучше понять непривычную речь, я подошел к ребятам поближе. Но на близком расстоянии их говор еще больше резал мне слух. Наконец я заметил одного, который тараторил не так быстро, как остальные. Я подошел к нему и поздоровался. В ответ он бросил мне что-то похожее на «здравствуйте», но понять его все-таки было можно.
— Вы случайно не знаете, где я могу найти капитана? — спросил я.
— Вам нужно сначала повидать сержанта Кинга, — ответил он, ужасно коверкая слова. Однако я его понял.
Сержанта нигде не было, и я прождал его до трех часов дня. От нечего делать я слонялся по казарме, играл па варгане, курил и спал. В конце концов, терпение мое лопнуло. Настроение у меня было ужасное, и я даже готов был рассказать обо всем кому-нибудь из янки. Но в это время появился сержант Кинг.
Взглянув на него, я сразу понял, что не смогу ему выложить все, что у меня наболело.
Сержант Кинг показался мне самым неприветливым человеком на свете. У него было такое длинное и узкое лицо с глазами, как у гончей собаки, что мне просто стало жаль его. Кинг сразу же прошёл в свою комнату, которая находилась в начале казармы. Когда я вошел к сержанту, он сидел на койке, и вид у него был довольно унылый. Уж конечно, у меня не появилось желания сразу ему все выложить. Я решил действовать деликатно и вел себя так вежливо, как только мог. Я рассказал ему, кто я и откуда прибыл. Сержант поднял на меня глаза и спросил, что мне нужно. Я ответил, что хочу видеть капитала, потому как не собираюсь оставаться в этой эскадрилье, а хочу перебраться туда, где находится Бен и остальные мои земляки. И еще я сказал, что должен дать им знать о себе. Но мои слова, видно, не понравились сержанту. Он стал еще мрачнее, потер лицо руками и быстро заговорил:
— А, так это ты! Как это я сразу не сообразил. Мне же сказали, что тебя пришлют сюда. Именно таким ты и должен был оказаться. Ты думаешь, что сам можешь решать, оставаться тебе здесь или нет, и еще собираешься говорить об этом капитану. В эту казарму присылают одних лентяев и идиотов и надеются, что я сделаю из них людей. У меня и так неприятности, а тут еще прислали типа, который собирается перейти в другую эскадрилью.
— Очень жалко, что мне приходится слышать все это, — ответил я. — Если вы хотите, чтобы у вас в столовой сидели одни лодыри, я могу помочь вам в этом и тоже присутствовать там, но мне все-таки хотелось бы быть вместе с Беном и другими ребятами, хотя против вас я ничего не имею. Я только что… — И тут я понял, что увлекся и перехватил.
Однако лицо сержанта засияло улыбкой, как будто я вдруг стал ему очень нравиться. Он похлопал меня по спине, приговаривая, что, дескать, я умно сделал, решив остаться здесь. Я попытался было возразить, но он воспринял это очень болезненно.
Мы еще немного поболтали, говоря друг другу комплименты. Я заметил сержанту, что очень приятно, когда встречаешь людей с хорошими манерами. Он сказал, что чувствует то же самое и что ему нравится мое поведение. Давая понять, что наш разговор окончен, сержант Кинг сказал: