Трудное знакомство
Шрифт:
Редактор опустился в кресло, рассеянно стал читать какую-то бумагу, которых у него всегда было много на столе, потом сказал:
— Я немного развяжусь с делами и засядем за вашу корреспонденцию. Дотянем. Материал нужный, и факты же есть, найдены. — Потом проговорил с сожалением. — Вот вы вчера убежали, а то бы мы сразу доделали. Теперь придется через номер давать.
Елена Сергеевна не сдержала улыбки, глядя на его огорченную физиономию. Она пришла требовать извинений, а он, мало того, что не извинился,
Ожидая Кропилова, она достала измятые листочки своей корреспонденции, наспех засунутые вчера в ящик, и начала перечитывать. Странно, теперь статья казалась плохой. Елена Сергеевна то и дело ожесточенно нажимала перо, и жирные линии тянулись по написанным строчкам.
Скоро она сидела сбоку у кропиловского стола, касаясь локтем руки Валентина Петровича, и испытывала почти счастье. А он медленно читал, повторяя:
— Так, так… — и вдруг воскликнул — Эге, да вы сами менять тон начали! Оказывается, вас разозлить надо, чтобы дело пошло.
Елена Сергеевна улыбнулась:
— Не надо. Теперь я сама злиться буду.
— Ага. Только главное, чтобы вовремя и… не на редактора.
Он смеялся, шутил, и Елена Сергеевна чувствовала, что и у него на душе отлегло.
Валентин Петрович дочитал до конца, еще раз сказал — «так» — и посерьезнел:
— Теперь давайте думать над правильными выводами.
Он надавил кнопку настольной лампы. Вспыхнул свет, сделав уютной комнату, отодвинув в полумрак от двух склоненных голов и ряд стульев, и громоздкий сейф, и широкий книжный шкаф.
Раздался телефонный звонок. Кропилов взял трубку:
— Да. Пожалуйста, — и молча протянул ее Елене Сергеевне.
Звонил муж. В тоне его чувствовалось раздражение: уже ни один телефон в редакции не отвечает, чего они там возятся вдвоем?
Ласковым голосом, сдерживая досаду, Елена Сергеевна ответила, что встречать ее не надо — она еще задержится, что дело есть дело, — он это прекрасно понимает.
— Дети спят? — спросила она, но услышала только частые гудки.
— Значит, первое предложение… — продолжал Валентин Петрович и вдруг совсем другим тоном спросил — Может быть, лучше пойдете домой? Доверьте уж мне закончить одному.
— Нет, нет, — замотала головой Елена Сергеевна, успокаивающе положив руку на его рукав. — Давайте вместе. Никуда я не пойду.
Кончили они поздно.
— Сейчас бы в набор, да машинистки нет, — с сожалением проговорил Кропилов. — Ладно. Успеем утром.
Они вышли на широкий полукруг ступеней главного входа. Фонари вырывали из темноты только этот белый полукруг. Невидимые — шумели деревья. Прохожих было мало, и шли они торопливо.
— Спокойной ночи, Валентин Петрович!
— Спокойной-то, спокойной, — сказал Кропилов, — только я вас провожу.
— Не нужно, — пробормотала она обрадованно. —
— Вот опять с редактором спорит, — посетовал Кропилов и взял ее под руку.
Елена Сергеевна шла рядом с ним и думала о том, какие они оба молодые и красивые и — какая она все же неудачливая.
— Ну чем не влюбленная пара. — Она искоса бросила на него взгляд. — Нас, наверное, прохожие так и считают.
— Действительно, — пробормотал Валентин Петрович.
Его безразличный тон задел Елену Сергеевну, она вздохнула:
— Как там мои ребятишки! Легли сегодня без меня.
— Да, — оживился Кропилов. — Я тоже сегодня ни жены, ни детей не видел.
— Вот с занятыми родителями так и живут в одиночестве, — проговорила Елена Сергеевна, на что-то сердясь. — Что там ни говорят, а женщина имеет право ради воспитания детей сидеть дома.
Валентин Петрович пожал плечами:
— Кому как, конечно… Моя жена никогда не сидела дома. А ребятишки растут хоро-ошие.
— Ваша жена не пример, — сказала Елена Сергеевна, и ей захотелось отнять у Кропилова свою руку.
— Почему? — обиделся Валентин Петрович. — Вы же ее не знаете. Нет, с выводами вам явно не везет.
Елена Сергеевна сердито рассмеялась… Ну, к чему начала этот разговор? Что ей надо от редактора?.. Но удержаться она уже но могла и с непонятным раздражением продолжала допрашивать Кропилова:
— Вы когда женились?
— В сорок седьмом, — сухо ответил тот.
— Всего пять лет женаты? Отчего так поздно?
Валентин Петрович покряхтел, покрутил головой, засмеялся:
— Вот оно, женское любопытство. А я думал, врут на женщин…
— А все-таки? — строго перебила Елена Сергеевна.
— Н-ну, не любили никого, пока не встретились. А тут — полюбили.
— Хм, полюбили, — с грустной издевкой произнесла Елена Сергеевна. — Вы верите в художественную литературу.
— Я во все хорошее верю. Только вера здесь ни при чем. Хоть верь, хоть не верь, а любишь — и все.
— Ладно, извините за любопытство, не буду больше, — сказала она как можно беззаботней. — Ну, вот и мой дом. Еще раз спокойной ночи.
— Спокойной ночи. Заслуженно — спокойной, — отозвался Кропилов, и только зубы блеснули.
Дверь открыл муж и, тотчас повернувшись, молча пошел в столовую, странно маленький и неуклюжий в полосатой пижаме. Елена Сергеевна разделась, на цыпочках прошла в кухню, чтоб не разбудить Лизу, подняла крышку кастрюли, стоявшей на плитке. Пахнуло запахом мяса и еще чего-то.
«Гуляш, что ли?» — подумала Елена Сергеевна и включила плитку.
В прихожей она помедлила, оправила волосы и, преодолевая нежелание, вошла в столовую. Муж полулежал на диване, облокотившись на валик. Он покосился на Елену Сергеевну и отрывисто спросил: