Трудные дети
Шрифт:
– Ты будешь делать, что я сказал. Если надо, будешь лизать.
– С чего вдруг?
– Ты от меня зависишь, Саша, - издевательски улыбнулся уголком губ. Демонстративно размял кулаки. У него были большие, смуглые руки, покрытые тонкими черными волосками. Такими руками только морды разбивать в кровь.
– Я могу сделать с тобой, что угодно.
Без тебя знаю. Но если бы хотел убить, то не стал бы переводить на меня кашу. Вкусную, между прочим.
– А оно тебе надо?
– Пока не решил, - лаконично ответил Марат и хлопнул по коленям.
–
Я молча взяла спички, вату с зеленкой и прошла к висевшему в той комнате, через которую я проходила, овальному зеркалу. Все это время Марат маячил у меня за спиной, действуя на нервы.
Нет, зеленка меня волновала в последнюю очередь. Причем тут она? Главный вопрос - чего нужно этому Марату? Он так изменил свое отношение ко мне, когда узнал, что я девчонка. Ну и что, собственно? А может, он какой-нибудь сутенер? Правда, на меня разве что извращенец позарится.
Я не любила что-то не понимать. Чувствовала себя слабой и уязвимой, чего не выносила. Быть зависимой от сиюминутного, непонятного тебе желания малознакомого типа? Не самый лучший вариант, но с другой стороны, я наелась, согрелась и помылась. И судя по всему, спать сегодня буду в доме, а не на улице. Моя внутренняя чаша весов пришла в равновесие.
– Намазала. Вот, - демонстративно задрала голову, давая возможность оценить мое художество.
– Доволен?
– Сейчас дам мазь, намажешь синяки. И, - предупредил все мои возражения и отнекивания Марат, - если ты начнешь меня уверять в том, что их нет, получишь в лоб. Я тебя вырублю и смажу их сам. Заодно и удостоверюсь, что ты...
– он издевательски скривился.
– Девчонка.
– Задрал, - хищно раздувая ноздри, пробормотала я.
И почти сразу пожалела о неосторожных словах. Хоть я и была настороже, не заметила момента, как этот *** оказался рядом со мной, что-то такое сделал и я отключилась.
Глава 2.
Я не люблю отчитываться в своих решениях и поступках. Попахивает желанием контролировать, что я не люблю еще больше. В конце концов, мне все равно придется каяться когда-нибудь перед богом, ему и расскажу. Если он есть, конечно. (Марат)
Марата я никогда не понимала. Ну, это я загнула, конечно, но в то время он был для меня самым непонятным и загадочным человеком из всех, с кем я когда-либо сталкивалась. С другой стороны и неудивительно - среди таких, как я, никто с ним не мог сравниться ни в уме, ни в хватке. И никого я не презирала и не ненавидела сильнее, чем этого чечена.
Я не понимала мотивов его поступков. Ладно, допустим, он вроде как меня подлечил и накормил, но что бы после этого сделал обычный человек? Правильно - он бы выкинул меня за шкирку и забыл обо мне как о страшном сне. И я мечтала о таком раскладе.
Иногда попадались такие люди, как Марат. Нет, таких, конечно, не шибко много было, я имела в виду, что человек мог подкормить такую бродяжку как я, всплакнуть над ней и пожалеть. Но на этом душевный порыв, как правило, заканчивался, вручалась мелочь и закрывалась дверь. Доброе дело сделали, человеку помогли, себя личностью почувствовали - а дальше все. Адью, как любил поговаривать один знакомый Марата.
И я надеялась, что этот большой чечен окажется человеком такого рода. Тогда я еще не знала, что Марат никогда не останавливается на полпути, и если что-то задумывает, то идет до конца, не обращая внимания на средства. Это еще одна отрицательная черта его характера, в моих глазах вызывавшая уважение.
Так вот, тогда я Марата совсем не знала и слепо ненавидела, как только может ненавидеть дикое животное, внезапно лишившееся дорогой свободы. И сначала молчала, ожидая, когда милосердие чурки иссякнет. Оно не иссякало, совершенно. Я ждала момента, когда он покинет квартиру, хоть на пять минут, и меня в его доме уже не было бы. Но он куда-то позвонил по черному, неприятно дребезжащему телефону, о чем-то договорился и в итоге безвылазно просидел на хате, не оставляя меня одну буквально ни на минуту.
– Че тебе от меня нужно?
Жизнь на улицах научила меня быть осторожной, по возможности собранной и недоверчивой. На рожон я не лезла и неприятностей на пятую точку не искала, справедливо опасаясь своего тюремщика. Но даже моему терпению приходил конец. Я не могла находиться под наблюдением, не могла подчиняться и сидеть в осточертевшей комнате. И пусть тут было тепло, была еда и горячая вода с постелью, я хотела вырваться на свободу. Вырваться на улицу, которая была понятней и привычней, чем эти четыре стены. Вырваться и снова попасть к тем людям, которых понимала и с которыми могла разобраться по-свойски, ясными для всех методами. Я начала огрызаться.
Марат лишь лениво поворачивал голову, оглядывал меня с головы до ног и дергал плечом, неизменно усмехаясь при этом.
– Что у тебя есть? Не смеши меня.
– Тогда зачем ты меня удерживаешь?
– Потому что могу.
Я разрывалась в грязных, непристойных ругательствах, психовала, кричала на него и пыталась вырваться. И неизменно наталкивалась на отпор, всегда превосходивший мои силы. Я увеличивала натиск - Марат увеличивал отпор. И всегда так лениво, будто нехотя. Будто я не стоящая внимания муха, нудно жужжащая над ухом.
– Ты маньяк? Сутенер? Извращенец? Псих?!
Марат меня отучивал ругаться. Во всяком случае, на него. И отучивал тем единственным способом, который я понимала и признавала - силой. За каждое оскорбление я получала - не то чтобы так больно, скорее, обидно. Тумаки, подзатыльники...Не в них дело даже. Дело в том, что таким образом мне Марат указывал место, строил персональные границы, за которые заступать мне запрещалось. Кому бы это понравилось?
Но я была сделана из другого металла, по крайней мере, искренне так считала. Я пыталась взять его измором, победить, достать, в конце концов. Я перестала кричать. Он думал, что я успокоилась. Наверное, так он и думал. Но я не собиралась успокаиваться. Я хотела на свободу.