Трудные дети

Пролог.

Главное в искусстве обмана - не умение обманывать, а способность помнить свою ложь и не перемешивать ее с реальной жизнью. Александра.

Он мой. Сейчас он спит, такой вроде бы спокойный и расслабленный, но по-прежнему серьезный и едва ли не угрожающий. Даже во сне. Хотя для обычных людей это самое беззащитное время.

Его горячая рука с широкой, немного шершавой ладонью покоится на моей талии, прижимая к себе. Даже во сне не отпускает. Я это давно заметила. Стоило хотя бы сделать попытку отодвинуться, как

он жестко придвигал меня назад, при этом продолжая спать. Словно у него срабатывал внутренний рефлекс - или как там это называется?
– или я была его зависимостью, без которой он не мог прожить ни секунды.

Прикольная мысль, кстати. Хотя нет, так говорить же нельзя. Интересная мысль. Да, интересная. Думать, будто я и есть его зависимость, без которой он никогда не сможет прожить. Такое знание окрыляет. Чувствуешь себя всемогущей, но есть одна маленькая загвоздка. Он - моя зависимость.

И это не абстрактная мысль. Это правда. Себя-то я знаю. Это чужие чувства нельзя знать на сто процентов, но свои...Хотя кто-то и в своих путается, обожая все усложнять. Но я не любила сложности. Поэтому у меня все было просто. Он - мой. И я никому его не отдам.

Приподнялась на локте, откидывая отросшие волосы за спину, и принялась его рассматривать. Не удержавшись, протянула руку, чтобы коснуться острых скул, скользнуть кончиками пальцев по мужественному подбородку. Касания к его коже, к нему самому были необходимы мне как воздух. Я к ним привыкла и уже без них не могла.

Тоже достаточно интересно выходило. Он всегда просыпался от любого, едва слышного шороха, что уж тут говорить о касаниях, тем более до лица? В одной из десятков тех книжек, которые приносил мне он, я как-то прочла, что прикосновения к волосам и лицу - высшая степень доверия. Я не помнила ни названия книги, ни то, о чем она - только ее вид. В серо-коричневой обложке, неприметная такая и очень толстая. В ней было много всего, но запомнилось именно это.

Он всегда чутко спал. И если бы кто-то коснулся его лица, он бы проснулся. Возможно, проснулся бы еще раньше, не позволяя этого сделать. Но я была исключением. Я могла трогать его, изучать и без того знакомые, впечатанные в память как клеймо черты. Мне это позволялось. И мне нравилось думать, что так происходит из-за того, что я - часть его.

– Что ты делаешь?
– прервал мои размышления хриплый спросонья голос.

Что ж, может быть, мне и позволялось многое, он, тем не менее, всегда все контролировал.

– На тебя смотрю.

Хмыкнул.

– И как?

– Как обычно.

– Что, ничего нового?
– он притворно огорчился.

– Нет. Только щетина появилась.

– Печально.

Я пожала плечами.

– Мне нравится.

– О чем ты думаешь?

Я никогда не могла от него ничего скрыть. Конечно, он не обладал даром телепатии или чего-нибудь еще, но я была для него открытой книгой. Или почти открытой. Во всяком случае, малейшие

мои колебания он всегда улавливал. Наверное, именно поэтому он когда-то смог меня удержать рядом. А что, отличная мысль, многое объясняющая.

– О том, что ты мой.

Он довольно усмехнулся, притянул меня к себе, заставив сесть сверху, и провел руками по ключицам и ниже.

– Твой?

– Мой, - уверенно кивнула и потянулась под его касаниями как кошка.

– Когда ты успела поставить на мне свое тавро?

– Неважно. Ты все равно мой. Я тебя люблю.

– Ты эгоистка, - он покачал головой, но не в силах скрыть удовольствие и радость от моего признания, жестко поцеловал, властно притянув мою голову к себе.
– Все я и я.

– И что? Ты тоже эгоист, похлеще меня.

– И все равно любишь?

Я с вызовом сверкнула глазами.

– Люблю.

Я не знала, о чем он в тот момент подумал или что вспомнил. Просто неожиданно он притянул меня к себе, так что я касалась его лица носом, и выдохнул в губы:

– Никому этого не говори. Никогда.

– Только тебе?

– Да.

Я рассмеялась прямо ему в лицо. Хватка усилилась, не давая мне выпрямиться и поднять голову.

– Эгоист.

– Я знаю.

– Хорошо, я никому не скажу, что люблю. Но ведь я всегда могу ответить "я тебя тоже" или "да". Это же не считается.

Теперь он зарычал с угрозой и резко перекатился на постели, подминая меня под себя. Голова у меня закружилась.

– Не зли меня. Ты моя, ясно? Я тебя люблю и никогда не отпущу. Запомни это.

Я любила его. Разного, и такого тоже. Властного, очень жесткого, так что я сама становилась рядом с ним слабой и по-женски нежной. Мне нравилось, как его сила и нежность, приправленная мужской суровостью и скупостью, обволакивают меня, укутывая в мягкий теплый кокон.

Не в силах сопротивляться, я губами потянулась к нему, чувствуя знакомый и как всегда сильный удар желания, прошедший по всему телу с кончиков пальцев ног до макушки. И он тоже это чувствовал. Так же сильно, как и я, если не больше.

А дальше не осталось ничего, кроме смятых простыней, мешающих и поэтому полетевших на пол. Голых, горячих тел, сплетающихся между собой. Тяжелого дыхания, когда дышать можно, только прислонившись лбом к влажному лбу другого и дожидаясь, пока тот другой, от которого зависит твое дыхание, даст тебе воздуха.

И взрыв. Такой сильный, ослепляющий и отправляющий тебя за грань. Это очень сложно - не умереть после этого. Еще сложнее - ждать следующего раза, который будет еще сильнее и яростнее, чем этот. Это как доза. Неосознанно она с каждым разом увеличивается, пока, наконец, сердце не выдерживает и останавливается. Или не выдерживает что-то еще.

– Я люблю тебя, Аль, - намного позже прошептал мне он, мягко и щекотно целуя в шею.
– Ты только моя. Ты не уйдешь от меня. Я тебя везде найду.