Трудные страницы Библии. Ветхий Завет

Гальбиати Энрико

2) Обратим внимание на стиль рассказа (ср. пар. 7): несмотря на народную драматичность повествования, которая с явным антропоморфизмом переносится и на Бога, в действительности оно довольно абстрактно и изображает достаточно неопределенную картину без перспективы. В таком рассказе между событиями первого и последнего стиха могут лежать века [218] .

3) Выражение «сделать страну или людей одних уст» встречается в царских ассиро-вавилонских надписях и, как правило, означает «дать единство политическое, культурное, экономическое» [219] . Сделать их людьми «одного чувства» [220] было бы точным переводом, дающим слову «уста» значение не столько языка, сколько замысла, намерения. Вавилонская фраза слишком похожа на библейскую: «земля была едиными устами», чтобы не обозначать того же. Но если это выражение метафорично, то в библейском тексте говорится не о языках, а о намерениях. Такой смысл очень хорошо согласуется с контекстом: эти люди хотели сохранить политическое и культурное единство, хотели создать

единую большую империю. Недаром рядом с башней они строят «город».

218

Припомним, что мы писали в гл. 2 по поводу «синтетических рассказов». Там дан пример такого стиля в рассказе 1 Мак 1, 1 -16, где немногими живописными чертами изложены дела Александра Великого, Диадохов, Селевкидов и события эпохи эллинизма в Палестине. К. Шедль замечает: «Может быть, здесь мы имеем дело с синтетическим историческим полотном: такой длительный исторический процесс, как рост мирового влияния язычества, забывающего "истинного Бога первобытных времен и преследующего цели, враждебные Богу и дерзкие, поскольку они были сопряжены с неограниченным развертыванием сил, этот процесс сжат в короткое драматическое описание, которое сосредоточивается вокруг столицы мира, Вавилона». См.: С. Schedi, Storia del Vecchio Testamento, Edizioni Paoline, vol.I, Roma 1959. p. 119.

219

E. Schrader, Sammlung von assyrischen und babylonichen Texten, Berlin 1889, p. 37, из Призмы Тиглат-Пилесера I (1116–1090 гг. до Р. X.) кол. VI, 39–48: «С начала моего господства до пятого года моего правления рука моя покорила 42 земли и их князей по другую сторону нижнего Заба, пограничной линии, за горными лесами, до другого берега Евфрата, до земли Хиттитов и Западного моря. Я сделал их (людьми) одних уст (па иштен ушишкиншунути), взял у них заложников и наложил на них дани и налоги». M. Streck, Assurbanipal und die letzten assyrischen Konige, t. II, Leipzig 1916, p. 41, из Анналов, кол. IV, 97-100. «Народы Аккада а также Калуда, Араму и земли морской, которых Шамаш-шум-укин объединил и привел к одним устам (ана иштен пи утирру), объявили себя враждебными мне».

220

Так G. Furlani, Saggi sulla civilt`a degli Hittiti, Udine 1939, p. 14 переводит фразу: «пишу ашар иштен укину» в документах Саргона I (2600 до Р. X.).

4) Выражение «башня, вершина которой до небес», напоминает многочисленные аналогичные выражения, употребляемые месопотамскими царями, которые хотят таким образом просто упомянуть о том, что они построили высокую башню. Очевидно, здесь имеет место «стандартная» гипербола (подобно нынешнему «небоскребу»), в которой отсутствует особый смысловой оттенок вызова Богу. Скорее, башни («зиккурату»), возвышавшиеся в главных городах Месопотамии и имевшие форму усеченной пирамиды, были храмовыми зданиями и предназначались для религиозных целей. Храм был центром политической и экономической жизни, как видно из тысяч экономических и административных табличек, найденных в архивах храмов вместе с юридическими и историческими текстами. Это удивительно согласуется с тем, что говорится в библейском тексте о намерениях строителей, которые как раз и хотели, возведя эту башню, создать объединяющий центр.

Чтобы дать представление об этом способе мышления и самовыражения, достаточно привести один пример, относящийся к постройке князем и жрецом Гудеа (ок. 2140 г. до Р. X.) храма Э-Нинну, который посвящен богу Нин-Гирсу в Лагаше.

«Мой храм Э-Нинну, построенный на небе,

Удел которого есть удел великий, превосходящий все уделы, этот царственный храм поднимет очи далеко.

Когда он, как Им-дугуд (буря) возвысит свой голос, небо затрепещет.

Его ужасное сияние выпрямится в небе, мой храм, его великий ужас сокрушит землю.

Его имя созовет страны с края неба, Маган и Мелукха спустятся со своих гор…». [221]

Боговдохновенный автор явно имеет в виду какую-то из храмовых башен Нижней Месопотамии [222] ; все этому соответствует: географическое положение Вавилона, употребление кирпичей и асфальта (ввиду почти полного отсутствия камней в наносной почве), а также важность башни, как ориентира для отдаленных местностей. Может быть, не является простым совпадением факт, что храмовый комплекс Вавилона носит шумерское имя Э-саг-ила: «храм, поднимающий голову», а его храмовая башня называется Э-темен-ан-ки: «храм — основание неба и земли». Но может быть и так, что автор-израильтянин хотел только упомянуть о какой-то древней постройке, которая в далеком прошлом возвышалась в местах, где позднее возвели Э-темен-ан-ки, и смутное воспоминание о которой хранилось в памяти потомков месопотамца Авраама.

221

Gudea, Cilindro ., 9,11–19; M. Witzel, Der Gudea-Zyliiider A, Fulda 1922.

222

Литературные, эпиграфические и археологические данные о храмовых башнях см. у A. Parrot, La Tour de Babel, Neuchatel — Paris, 1953. Автор заявляет (р. 17), что доказано существование не менее тридцати трех священных башен, построенных в двадцати семи различных городах. Он также утверждает, что эти громадные постройки — башня Э-темен-ан-ки в основании насчитывала девяносто метров ширины, и высоту имела такую же (р. 14) — были предназначены для того, чтобы предоставить божеству площадки для спуска на землю и установить таким образом связь, призванную обеспечить сообщение между землей и небом (стр. 49). Ср. того же автора, Archeologia della Bibbia. Dal Diluvio universale alla Torre di Babele, Newton Compton, Roma 1978, pp. 63-105.

Вавилонская башня: замысел человека побежден замыслом Бога

Эти наблюдения проясняют смысл библейского повествования. Мы можем выразить его на нашем современном языке следующим образом:

«Люди, заселившие нижнюю Месопотамию (т. е. те, от которых произойдет позже клан Авраама), ввели там употребление кирпичей в качестве строительного материала. Естественно, они составляли известное единство, этническое или, по крайней мере, культурное. Настало

время, когда эти люди решили усилить свое единство, создав политический и одновременно религиозный центр: столицу с храмом. Это воспрепятствовало бы этническому или культурному расчленению, которое им угрожало. Ничто, казалось, не могло помешать их замыслу осуществиться, но Бог не пожелал этого. Он сделал так, что нарушилось единство мысли и культуры, и таким образом, не могло осуществиться политическое единство. Каждая этническая или культурная группа (существовавшая с самого начала или выделившаяся со временем) имела свою особую судьбу. Название города Бабел (Вавилон), которое, как бы его ни толковали, походит на «балал» (смешивать) [223] , напоминает именно об этом событии, совершившемся в местности, носящей это имя».

223

Тут мы встречаемся со случаем народной этимологии.

В этом толковании, в сущности, ведущем начало от известного библеиста Шанда [224] , не встает вопрос о разделении языков. Действительно, автор говорил об этом разделении раньше (Быт 10, 5-20), как об уже свершившемся факте. Однако, нельзя отрицать, что среди связующих элементов, исчезновение которых повлекло за собой крушение мечты о политическом единстве, единство языка занимало очень важное место. Но каким образом оно исчезло? Не говорится, что это произошло внезапно. Литературные особенности рассказа позволяют предположить, что расслоение объединяющих элементов было вызвано медленно действующими причинами, находившимися под промыслительным руководством Бога.

224

A. Sanda, Moses und der Pentateuch, Ministeri. W. 1924, p. 162. Это толкование встречается также у G. Closen, Incontro con il libro sacro, Brescia 1943, p. 32. Данная гипотеза ввиду приведенных выше соображений кажется нам довольно правдоподобной. Но мы предупреждаем читателей, что два весьма авторитетных исследователя (А. Clamer, Genese, Paris 1953; R. De Vaux, Genese, Paris 1951) полагают, что речь идет как раз о разделении языков; Э. Теста, о. с., р. 433, совершенно убежден, что имеется и виду единство чувств — он опирается на словоупотребление вавилонских и ассирийских надписей. А. Ролла, о. с., р. 378–383, не сомневается, что автор библейского фрагмента говорит о языках и предполагает, что данный эпизод относится к доисторическому человечеству (универсалистский характер), искусственно перенесенному в Месопотамию.

Как бы то ни было, главная мысль сказания следующая: Бог не пожелал, чтобы попытка объединения, предпринятая этой частью человечества, имела успех. Почему не пожелал? Конечно же, в замысле этих людей присутствовала гордыня; кроме того, башня явно свидетельствует о языческом культе; не есть ли это_, в таком случае, наказание? Это не следует однозначно из контекста: скорее, речь идет о видах человека на собственную судьбу, которые не совпали с планами божественного Промысла и потому должны были потерпеть крах.

Священнописатель, вероятно, имел в своем распоряжении сведения и о других эпизодах многотысячелетней истории Месопотамии до Авраама. Если он говорит только о случае с Вавилонской башней, то объясняется это, главным образом, тем, что этот эпизод служит хорошей иллюстрацией к религиозной идее, составляющей ось, вокруг которой вращается богословское толкование истории: даже самые мощные цивилизации распадаются, когда их пути расходятся с божественными планами, о чем пространно свидетельствуют пророки в своих обличениях языческих народов. Именно о Земле Вавилонской Иеремия скажет:

«От гнева Господня она станет необитаемой, вся обратится в пустыню» (Иер 50, 13).

Но если мы сосредоточим внимание на непосредственном контексте рассказа, то непременно увидим, что боговдохновенный автор, приводя замысел этих людей: «сделаем себе имя, чтобы нам не рассеяться по лицу всей земли» (11, 4), еще не имел никакого представления о замысле Божьем, который он записал всего несколькими стихами ниже: «Я произведу от тебя (от Аврама) великий народ, и благословлю тебя, и возвеличу имя твое… и благословятся в тебе все племена земные» (12, 2–3). Между крушением гигантского вавилонского начинания и призванием Аврама находится только одно родословие (Быт 11, 10–32), но эти два события явно противопоставляются друг другу. Авраам есть первый камень духовного и видимого здания, которое Бог построил Сам с помощью людей. Оно займет место того здания, которое люди без помощи Бога не смогли и никогда не смогут закончить. Прежде чем сузить границы повествования до осуществления первого этапа божественного плана — создания теократического народа — Библия, обращая взор к будущему, открывает напоследок бесконечный универсалистский горизонт; и это именно то, благодаря чему в этих простых рассказах мы ощущаем мощное влияние божественного вдохновения.

Глава VII. Ветхий Завет и история

Исторические документы и библейский рассказ

67. Повествования о реальных событиях составляют значительную часть Библии, и это не просто некая данность, а также и (по преимуществу) следствие причин принципиального порядка. В самом деле, Библия — книга божественного Откровения, которое не является собранием абстрактных сведений и нравственных предписаний, вырванных из исторического контекста. Оно состоит из вмешательств Бога в ход истории и толкований, которые этим вмешательствам дает слово Божие. Этот вопрос следующим образом освещается в Конституции о божественном Откровении II Ватиканского Собора: «Таким образом, невидимый Бог по обилию любви Своей, говорит людям, как друзьям и с ними беседует, чтобы приглашать их к общению с Собой и принимать их в это общение. Это домостроительство откровения совершается действиями и словами, внутренне между собой связанными, так что дела, совершаемые Богом в истории спасения, являют и подтверждают учение и все, что знаменуется словами, а слова провозглашают дела и открывают тайну, содержащуюся в них» [225] .

225

Enchiridion Vaticanum, a cura del Centro Dehoniano, 6^a ediz, Bologna 1967, . 873, p. 497.