Трудный Роман
Шрифт:
— Есть еще вопросы?
Вопросов не было.
— Есть желающие выступить? Кто был назначен оппонентом? Ты, Черникин? А ну, иди, голубчик, сюда…
— Я не моху выступать, у меня хорло болит, — неожиданно снова захрипел Черникин. — К тому же в принципе я согласен с докладчицей. Она все правильно обрисовала. — Он оглядывался в поисках сочувствия. — Пусть девчонки начинают. Они всегда хотят быть первыми.
— Да это же форменное безобразие! — запальчиво выкрикнула Наташа Семенцова.
То, что накипело у
— Это почему же? — удивился Черникин, не ожидавший, впрочем, как и другие, такой бурной реакции на свою реплику.
Наташа быстрым, решительным шагом вышла к столу председателя. Оперлась о спинку стула рукой.
— Вот уж кто любит поспорить, — кивнул Роман. — Ей и неважно о чем. Ты еще и рта не открыл, а уж она твердит: «Я не согласна». А с чем, сама не знает.
Роман все никак не мог простить Семенцовой ту самую «одну девочку», да и дружбу Жени.
По правде говоря, Наташа заподозрила в Черникине автора заметки об эмансипации. Уж его-то она чаще других ругала за непочтительное отношение к девочкам.
— На днях я подошла к мальчишкам, вижу, спорят, аж чубами трясут. Думаю, о чем они так? Представьте, доказывают, что в силу ряда причин девушки в целом развиты хуже ребят. Разумеется, в умственном отношении. Ребята-де интересуются подводными киносъемками, электроникой, кибернетикой, а девчонки, мол, одними модами. Да это же несусветная чушь, типичные обывательские разговоры… Анти… анти… — Наташа едва не выпалила «антисоветская», да вовремя спохватилась и теперь заикалась, подыскивая нужное слово. — Антигуманная идея. Вот что это такое.
— Подслушала, так помалкивала бы, — укоризненно покачал головой Чугунов.
— А недавно на выставке, — продолжала Наташа изливать свои обиды, — спрашиваю у Гастева: «Что тебе больше всего понравилось?» — «Мумия», — отвечает. Разве не издевательство?
У Романа только чуть-чуть приподнялась левая бровь.
— И вот последний факт. Заметка, подписанная «Рыбий глаз». Спрашивается, на чью мельницу она льет воду?
— Конечно, на мельницу врага, — поддакнул неутомимый Черникин. — А враг, как известно, не дремлет…
— Тебя не спрашивают, — отрезала Наташа. — Так что сиди и помалкивай. Тоже умник выискался…
Роман раскрыл тетрадку и стал рисовать чертиков, прислушиваясь к тому, что говорит выступающая.
— Мы люди, и ничто человеческое нам не чуждо, — запальчиво продолжала Наташа. — Перестань кривляться, Черникин. У тебя одно на уме. Не трудно догадаться.
— До чего ты догадливая! — в восторге кричит Черникин. — Конечно, одно! Уроки…
Наконец Наташа выговорилась и направилась к своему месту. Женя подалась вперед и помахивала ладонью вытянутой руки, привлекая внимание председателя.
— Мне бы хотелось сказать несколько слов о правде и честности, — начала она негромко, словно разговаривая с кем-то. — Потому что без честности не может быть настоящего человека, как без воздуха не может быть жизни. Помните, Горький сказал о Ленине: «Прост, как правда». Ленин был и велик, как правда.
А мы? Умеем ли мы быть правдивыми, не размениваться на мелкую ежедневную ложь? Умеем ли мы бороться с подлостью, какую бы форму она ни принимала? Быть в каждой мелочи честным? Не списывать, учить уроки, выполнять обыкновенные поручения, помогать дома, верить людям…
Иногда мне кажется, что мы решили: раз все хорошо, то и незачем с чем-то бороться, что-то отстаивать. Думаем одно, но ради собственного спокойствия говорим другое. Так постепенно, шаг за шагом и становятся обывателями, боятся риска, ошибок, не имея мужества признаться в этом даже себе. Маленькие соблазны побеждают волю. Чтобы угодить своим слабостям, идут на мелкий обман — «ложь во спасение», но при этом стараются казаться лучше и умнее, чем есть. Слышите, вы, люди? Так изо дня в день и гибнет человек. Человек… Вот что обидно.
Женя стала приводить примеры из жизни школы и класса, а Роман вдруг почувствовал, что первоначальный интерес к ее выступлению как-то незаметно уступил место смутной тревоге. Появилось опасение, что она может вот так же прямо и просто сказать и о нем, о той истории, которая заставила его бежать из прежней его школы. И еще, чего доброго, вслед за Фантазеркой назвать его подлецом.
Он опустил голову, весь как-то сник. Он пытался понять, что же его так поразило в ее фразе: «Быть в каждой мелочи честным…»
Да, черт возьми. Если бы это сказала одна Женя. Роману осязаемо отчетливо вспомнилось, что буквально те же самые слова не так уж и давно повторяла ему Фантазерка. Это было почти накануне того самого случая. У нее горели глаза: «Человек должен быть идеально честным». Он снисходительно посмеивался: «И идеально смелым?» — «Да, и идеально смелым!» — «И идеально умным?» — «Да, и идеально умным…» — «Наивно и глупо, — резюмировал он высокомерно, как будто был причастен к высшей истине. — Идеального ничего нет. Кому нужны эти крайности? Человек одинаково способен на подвиг и на подлость».
Роман внимательно рассматривал трещинки на крышке стола. До чего же они одинаково мыслят! Уму непостижимо.
Женя села, и сразу же вскочили двое или трое, многие тянули руки.
Так, стоило покатиться с горы одному камешку…
Как вслед за ним покатились другие.
… Прежде всего человек должен быть полезен. Да, да, да. Хотя бы тем, что делает гвозди. Полезен не себе, а всем…
… Слишком суровое время для нежностей. Нельзя расслаблять волю и чувства. Время мечтателей и поэтов еще не пришло. Суровость, собранность, деловитость — вот что такое современный человек.