Трудовые будни барышни-попаданки 2
Шрифт:
Я еле подавила желание дать наркоз прямо сейчас, ничего не спрашивая и не объясняя. Просто положить ему на лицо платок, смоченный эфиром, и…
Но риск был действительно велик, а это — человек. А не подопытное животное. Тем более про операцию говорили только что, и мнение он высказал.
— Барыня, так меня сейчас все же резать будут? — спросил напряженным голосом Демьян. — Не дамся! Вчера и то прихватывало, будто крыса грызла изнутри. Будь так на берегу — в омут бы кинулся, да грех это. А вы еще и резать надумали? Нет, не дамся! — добавил он еще раз, увидев лекаря, вернувшегося с сундучком инструментов и в
— Ты, голубчик, погоди, — задумчиво произнес Аркадий Пахомыч, обращаясь к Демьяну, — ничего еще не ясно. Барыня твоя обещала лекарство тебе дать, от которого ты заснешь и ничего чувствовать не будешь. Ни боли, ни тоски земной. А там как Бог рассудит. Это хорошо, если из брюха горячую гниль вырезать получится, считай, в рубашке родился. А коли судьба у тебя на тот свет уйти — так ты исповедался, причастился, сейчас заснешь, а там и не заметишь, как апостолы святые тебе ворота прямо в царствие небесное откроют.
Глава 32
Убедил-таки. И поскольку маски для эфира у нас все равно не было, пришлось обходиться все тем же платком на лицо и капать капельки по счету. Благо, сколько времени действует определенная доза, я примерно помнила все из того же документального фильма про историю медицины. Очень примерно — слишком много факторов влияет. Сам Демьян, качество эфира, сколько доктор работать будет… ох, господи, во что я ввязалась, дура?! Это ж подготовить все надо было, рассчитать, опыты провести. Куда я лезу к волку в пасть?
— Вообще-то, — философски заметил доктор, убедившись как следует, что пациент уснул, — с ранениями в живот встречался я не раз, да. Но исцелял лишь штыковые и сабельные, от холодного оружия. Дважды выживали пациенты с пробитием грудины пулей навылет. А вот если пуля в животе осталась да нагноилось…
— Значит, у вас впервые получится! — прервала я философствования. — Только вот еще… инструменты в спирте я уже велела вымыть, халат сейчас вам принесут чистый. И маску на лицо, чтобы с дыханием заразу в рану не занесли. И шелковые нитки, чтобы шить, тоже в спирту замочили.
— Это кто ж вас такой ереси-то научил?! — Я боялась, что лекарь вспылит, но он, скорее, искренне изумился.
— Аркадий Пахомович… вещество мое для искусственного сна подействовало? Вы сами убедились? Давайте и в остальном не будем спорить, коли уж я рискнула своей ответственностью за все здесь устроенное.
Ох… а только ли своей? Что-то кажется мне, в случае смерти пациента доктор еще отмажется, а вот капитан-исправник за то, что не пресек, получит по полной. Чего ж он тогда молчит и не останавливает меня?
Хорошо, отец Даниил вчера с ночевкой не остался, отбыл к себе. И сегодня еще не появлялся, ибо у него свои обязанности есть. А то даже не знаю, может, получила бы анафемой по макушке, не отходя от операционной. За самоуправство.
Но деваться все равно некуда. Аркадий Пахомыч наскоро выслушал «ересь» про аппарат Левенгука,
— Что ж, приступим, помолясь, — заявил он. — Вы, сударыня, ступайте, подождите где-нибудь… там. Не женское это дело.
Я ушла, конечно. И вполне искренне молилась следующий час, пока шла операция. Кому молилась — да всему на свете.
И встретила доктора с исправником в дверях, когда они закончили.
— Ну, госпожа Шторм, загноившийся отросток слепой кишки я удалил и кишку ушил. А также промыл рану, как вы настояли, слабым соляным раствором кипяченой воды. Шрам будет даже не большой. Если, конечно, этот несчастный выживет.
Честно говоря, когда пару дней спустя, глядя, как уверенно идет на поправку Демьян, довольно дует в усы Аркадий Пахомыч, оставшийся при больном даже вопреки тому, что его часть уже покинула уездный город и отправилась дальше, как каждый вечер наезжает в Голубки и остается ночевать Михаил Первый, еще больше похудевший от всех этих треволнений и забот, я сама не верила в то, что мы это сделали.
Это же верх безумия! На ходу, перед самой операцией, готовить хирургические инструменты (для гарантии бабы их сначала прокипятили по моему приказу, а потом и в спирту выполоскали). Маску из легкого рядна соорудили доктору, и он, то ли с похмелья, то ли умученный моими распоряжениями, не спорил, когда и ему, и взявшемуся помогать («Воевал-с. Приходилось с ранениями сталкиваться») Михаилу Федоровичу надели эти «намордники». Тут же и наша бабушка-травница подоспела, но ее в операционную не пустили, она после взялась выхаживать да над швом, аккуратно наложенным на живот Демьяна, шептать молитвы…
Если трезвой головой подумать — шанс у нас был хорошо если один из пяти. Или грудь в крестах, или голова в кустах, как говорится. Антибиотиков у нас нет…
Зато есть чайный гриб. Смешно, конечно… но, поскольку заварки у меня теперь было без экономии, как-то она застоялась, и я заметила на поверхности густого коричневого настоя легкую пленочку. Подкормила заварку сахаром, и через два месяца в банке на окне разжилась вполне приличная склизкая медуза.
Почему я сейчас о ней вспомнила? А была в моем прошлом-будущем занятная история. И одна интересная женщина, Ирина Филиппова. Она написала хорошую книгу, которую я читала. Называлась книга, если правильно помню, «Грибы, которые лечат».
Вот в ней я и вычитала об истории чайного гриба и о том, что его серьезно исследовали в пятидесятых годах двадцатого века. И даже сделали из него первый натуральный антибиотик — медузин. Он подавлял патогенные микробы в кишечнике, лечил колиты и энтериты. Ему прочили большое будущее. Но посчитали производство слишком дорогим.
Уж не знаю, может, и чайный гриб помог. Может, травки бабушки Лукерьи. Диета — легкие кисельки да кашки. Никакой грубой пищи. Еще месяц как минимум.
Но Демьян поправлялся. Заражения не случилось.