Трудовые будни барышни-попаданки 2
Шрифт:
Я посмотрела на неторопливое дневное светило. Уф-ф. Беда, по крайней мере, не требует немедленного реагирования. Можно хотя бы перевести дух и отдать все необходимые приказания. В первую очередь насчет Зефирки-второй… нет, просто Зефирки. Для Лизоньки она Зефирка первая и единственная.
Я быстро распорядилась насчет помещения и теплой воды — сперва умыть дочку, потом отмыть щенка. Вообще-то, можно и пообедать. А операцию по спасению Федьки, хотя бы подготовительную составляющую, поручить Алексею-приказчику…
Но я видела,
Не беда, что подумает дядя-котик. Лизонька — вот что важнее всего в этой ситуации. Она-то слушает так же внимательно, даже носик насупила. И ей важно, брошусь ли я сейчас спасать Федора.
Когда-нибудь она усвоит, что человек, в отличие от песика и котика, должен прогнозировать свои поступки. И винить в проблемах только себя. Но мне не хотелось знакомить ее с этой мудростью на примере несчастного Федьки. Хотя бы потому, что он человек подневольный. Потом-то поругать его можно. А может, и всыпать горячих подальше от посторонних глаз. И оштрафовать — все, что проиграл моего, пусть возмещает. Но сначала — выручить.
Отдав команды и особо наказав дворне пуще глаз беречь Лизу, занятую собачкой, я вернулась в коляску и сказала Михаилу Второму:
— Как вы, видимо, уже догадались, у меня возникла необходимость еще одного путешествия. Если нам окажется по пути, буду признательна.
Конечно, в такой открытой эксплуатации административного ресурса была несомненная толика нахальства, но тут человека спасать надо.
— Предполагаю, что окажется, — ответил дядя-котик с наигранной интонацией утомленного рыцаря — только спас девицу от дракона, а на нее нагрянул лев или василиск. — Кстати, а путь-то куда?
Правда, кстати…
— У трактира название иноземное, — ответил Сережка на мой вопрос. — Я побегу покажу, недалеко отсель.
По пути я думала о незадачливом Федьке, пыталась на него сердиться, но не могла. Опрятный, вежливый, добродушный, но с хорошим голосом — непоставленный баритон. Потому-то и продавал сахарной ваты и леденцов побольше остальных. При этом простоватый. Из тех милых душ, которые ко всем людям по-доброму, и мир к ним тоже добрый… до поры.
Между тем коляска свернула.
— Так это в «Бристоле»? — спросил Михаил Федорович. Столь беспечным тоном, что я уловила немножко беспокойства.
— Так и есть, «Брыстол», — слегка запыхавшись, сказал Сережка, державшийся рукой за край коляски.
— Пожалуй, в таком заведении показаться мне нежелательно, — сказал дядя-котик механическим тоном, и я опять уловила тень беспокойства. — Эмма Марковна, я бы посоветовал и вам… Если считаете нужным, я чуть позже пришлю вам подобающий эскорт, но для этого мне необходимо вернуться во временное губернское присутствие, — торопливо закончил он.
— Считаю нужным прибыть в этот трактир как можно скорее, — вздохнула я.
— К сожалению, вам предстоит сделать это без меня. Велите остановиться. Эй, стой!
Дядя-котик опять применил профессионально-начальственный тон, так что Еремей непроизвольно сказал «тпру!». Пара остановилась, и особый чиновник почти немедленно соскочил на пыльную мостовую.
Что бы это значило? Сначала решился, а потом струсил? Непохоже. Такое ощущение, будто дядя-котик выскочил из коляски, едва услышав название трактира. Интересно…
Но гадать загадки не имело смысла. Кучер возобновил движение без моего приказа, и мы уже почти подъехали к заведению.
Версия о том, что дядя-котик решил избегнуть трактира из-за его одиозной задрипанности, была отвергнута сразу. «Бристоль» оказался чистым и пристойным заведением, с нижним этажом для купцов третьей гильдии с приказчиками и вторым, с более пафосным залом и кабинетами. Я догадалась, как сюда пустили Федьку. Мои разносчики в чистых рубахах и сапогах явно смахивали на менеджемент, пусть и самого низкого ранга.
Перед тем как войти, я расспросила Сережку о случившемся. Они расторговались, причем сбыли остаток товара оптом, но по розничной цене, да еще с приплатой. Решили выпить чаю в ближайшем трактире — увы, им оказался «Бристоль». Понятно, не только чаю, но я, несмотря на прежние приказы и угрозы, относилась к чарочкам с пониманием: хотят подневольные люди немного посидеть как вольные — пусть посидят.
Увы, главной проблемой трактира оказались не чарочки.
— Я решил за Петрушей сбегать, он, верно, тоже все распродал, к нам пригласить, — пряча глаза, говорил Сережка. — Пока шел, не нашел, тут-то все и случилось. Вернулся, а Федьки уже нет. Мне говорят: он сто рублей бумажных проиграл в долг. Бежать хотел, мы не дали и не пустили долг принести, веры теперь ему нет. Пусть сто рублей принесут, тогда его отпустим, а нет — посадим на беляну бревна считать, пустим по Волге, и пусть от Астрахани бурлаком идет, долг отрабатывать, тогда и отпустим.
В «Бристоле» все оказалось не только чисто и вежливо, но и мафиозно. Меня, конечно же, сопроводили на второй этаж за отдельный столик, и половой, едва я принялась объяснять, за чем пришла, кивнул и умчался. Через несколько минут принес кофе, пояснив, что за счет заведения. Потом к столику направился субъект в бархатном жилете, но с красной, плохо выбритой рожей. Приблизился, услышал окрик, вернулся. А еще через пару минут половой поставил вторую чашку, и явился настоящий милсударь. Безукоризненно одет, безупречно выбрит, с такими холеными ногтями, что я застыдилась своего простенького маникюра. Если бы не бегающие крысиные глазки — эталонный кавалер.