Шрифт:
Глава 1
Свет от желтого абажура падал только на стол, так что бледное лицо молодой женщины с вымученным взглядом было тусклым и неярким. Она сидела, безвольно опустив руки на колени, как человек, вынужденный подчиниться сложившимся обстоятельствам. Глаза ее, цвет которых в полутени определить было почти невозможно, казались блеклыми и серыми, таким же, как и ее взгляд. Комиссару полиции Жанне Монэ, только-только приступившей к допросу, невольно подумалось, как, должно быть, нелегко пришлось бедняжке.
– Итак, госпожа Дюссе, вы утверждаете, что убили человека?
Женщина
Незадолго до этого комиссар Монэ, взглянув на часы, поспешно принялась собирать бумаги со своего стола, когда, стукнув в дверь, на пороге появился инспектор Лавеур, его худощавое лицо с выразительными синими глазами по обыкновению было непроницаемым. Она выжидательно смотрела на него, еще надеясь, что ничего серьезного не произошло, и она сможет, как и обещала, сегодняшний вечер провести вместе с Лу. Но Лавеур, пряча взгляд, словно именно он был виноват в том, что Монэ не сможет и в этот вечер уйти со службы вовремя, сообщил, что несколько минут назад в комиссариат явилась женщина, назвавшаяся Лаурой Дюссе, которая утверждает, что она убила человека. Как раз сейчас она пишет заявление.
– Что прикажете, госпожа комиссар?
Монэ тяжело вздохнула.
– Да, что уж, ведите ее сюда. Будем разбираться. Кстати, она указала в заявлении, где находится убитый?
– Не знаю, еще не читал. Но она что-то такое говорила. Если не ошибаюсь, убийство произошло в ее доме.
Уточните адрес и поезжайте туда. Да, и не забудьте прихватить с собой криминалистов и идентификаторов.
– Шеф, вы полагаете, что она и в самом деле кого-то убила? – в глазах Лавеура появилось легкое удивление.
– Вот сейчас мы это и установим. Будем разбираться, – еще раз повторила Монэ.
Она расстегнула пиджак и уселась за стол, освещенный желтым абажуром. Копна ее коротко остриженных медного оттенка волос в приглушенном свете лампы казалась почти темной. Прежде, чем она приступит к этому делу, надо все-таки иметь совесть и позвонить Лу.
Длинные гудки недолго тревожили пустоту, почти тут же в трубке раздался звонкий девичий голосок.
– Мама, это ты? – чуть укоризненно спросила Лу.
Монэ ясно представила себе, как дочь хмурит брови и накручивает на палец прядь своих золотистых волос.
– Мама, ты же обещала…
– Извини, дорогая, у меня срочное дело, – виновато сказала Жанна.
– Опять кого-то убили, – обреченно вздохнула Лу. – Ты хотя бы к вечеру вернешься?
– Постараюсь. А ты пока сходи куда-нибудь. Не скучай. Хорошо?
– Уж постараюсь.
Когда госпожа Дюссе вошла в кабинет комиссара в сопровождении Лавеура, Монэ окинула ее любопытным взглядом. Обвинявшая себя в убийстве женщина была высока и стройна, держалась прямо, на ней был хорошо сшитый, плотно облегающий ее фигуру брючный костюм. На вид ей было не больше тридцати лет. Темные, длинные волосы, зачесанные назад, подчеркивали ее необычайную бледность. Она опустилась в кресло и, вперив взгляд в пространство, казалось, замерла, ожидая решения своей участи.
Тогда-то комиссар Монэ и задала ей этот свой вопрос, испугавший женщину. Может быть, и не стоило так уж прямо спрашивать ее об этом, но просто Монэ хотелось увидеть реакцию Дюссе. Для начала ей надо было убедиться хотя бы поверхностно в том, что молодая особа вменяема, ведь нечасто приходится выслушивать подобные сообщения – пришла и обвинила себя в убийстве. Что ж, придется разбираться.
– Сколько вам лет?
– Тридцать пять… почти тридцать пять…
– Чем вы занимаетесь?
– У меня небольшая кондитерская на улице Шарантон. Она мне досталась в наследство от отца.
Рассказывая о вещах привычных, будничных, Лаура Дюссе чуть-чуть успокоилась, на какое-то время она как будто забыла о том, зачем она здесь. Ну а комиссару только этого и было нужно. Она хотела, чтобы ее необычная посетительница немного отвлеклась оттого, что ее тяготило.
– Значит, ваш отец умер. А есть кто-то еще в вашей семье, кроме вас?
– Да, у меня есть еще сестра, Жюстина, она немного младше меня.
– Чем же занимается она?
– Пока ничем. Она недавно развелась со своим мужем. Возможно, что она станет помогать мне. Стала бы…
Похоже, что мысли Лауры Дюссе вновь приблизились к опасному для нее предмету, потому что лицо ее исказила страдальческая гримаса, а на высоком открытом лбу заблестели капельки пота. Она отчаянно старалась держать себя в рамках приличия и не дать волю своим чувствам.
– Итак, вы утверждаете?.. – повторила свой вопрос Монэ, уже, впрочем, более мягко.
– Да, – почти беззвучно, только одними губами произнесла Лаура.
– Когда это произошло?
– Сегодня.
– В котором часу?
Лаура Дюссе ненадолго задумалась, устремив взгляд в пространство, должно быть, она старалась прикинуть, когда же точно это случилось.
– Где-то около полудня, – сказала она наконец.
– Кто же жертва?
При этом вопросе, который, должно быть, всколыхнул в ее памяти страшные воспоминания, Лаура стала белее мела. Она беззвучно ловила ртом воздух, стараясь прийти в себя. Комиссар Монэ, опасаясь обморока, поспешно поднялась, чтобы принести воды. Она вышла в секретарскую, где обычно сидела за компьютером Элеонора Лессар, ее секретарь, уже немолодая, но еще довольно привлекательная крашеная блондинка в очках с тонкой позолоченной оправой, сейчас ее не было, – как водится, она предупредила Монэ о своем уходе. В углу у окна, сквозь которое, несмотря на вечерний час, еще блестел солнечный свет, стоял холодильник, где Жанна нашла бутылку минеральной воды. Когда она протянула Лауре Дюссе бокал с водой, та уже немного овладела собой. Тем не менее, она жадно припала губами к тонкому стеклу, как будто влага могла утолить не только ее жажду, но и излечить ее раны.
– Вы должны меня понять, как нелегко мне далось переступить порог комиссариата, чтобы свидетельствовать против себя самой. Вы, наверное, думаете, что я сумасшедшая. Конечно, думаете, нечего и спрашивать… Этот человек, которого… которого… я… убила… он подлец… настоящий подлец. Он обманывал меня. Он хотел выманить у меня побольше денег, а потом бросить. Оказывается, у него была другая любовница…
Это, видимо, было особенно мучительным для нее, потому что на бледных щеках Лауры выступили красные пятна, а руки, до этого спокойно лежащие на коленях, она сцепила в крепкий замок.