Трущебные люди (рассказы)
Шрифт:
Ханов энергично повернулся к картонной голове, вращавшей в углу сцены красными глазами, и начал свой монолог:
"Послушай, голова пустая, я еду, еду не свищу, а как наеду -- не спущу и поражу копьем тебя -- я!" --замахиваясь саблей, декламировал он дрожащим го лосом. Это не копье, а полицейская селедка!
– - громко, насмешливым тоном крикнул Вязигин.
Ханов вздрогнул и умоляюще посмотрел на говорившего.
Он увидел торжествующий злобный взгляд и гадкую усмешку на тонких, иезуитских губах Вязигина.
Браво, Ханов, браво!
– - зааплодировал Вязигин,
Ханов затрясся весь. "А жена, а дети:"" -- мелькну-него в голове. Затем опять перед глазами его Вязигин гадко улыбался, и Ханов, не помня себя, крикнул:
Подлец!
– - и бросился бежать со сцены.
Публика, опять приняв поступок Ханова за входившего в роль Руслана, аплодировала неистово.
Ханов вбежал в уборную и остановился у входа.
Посредине пола, на голой земле, лежала Людмила, разметав руки. Глаза ее то полузакрывались, то широко открывались и смотрели в одну точку на потолок. Подле нее сидела ее пьяная мать, стояла водка и дымился завернутый в тряпку картофель.
Мать чистила картофелину.
"Я не хочу... не хочу, мама... не надо мне ваших бриллиантов... золота... мы там играть будем... коленкору на фартук... вот хороший венок... мой венок..." -- металась и твердила в бреду Людмила.
Что с ней?
– - спросил у матери Ханов.
Сама виновата... Сама. Говорила я... А теперь картошку ешь!
А, обе пьяные!
– - крикнул Ханов и начал раздеваться. Старуха вскочила со своего места и набросилась на Ханова.
Как вы смеете?.. Я сама актриса... Я Ланская...слыхали?! Вы смеете? Я пьяная, я старая пьяница...А она, моя Катя... Ах, говорила я ей, говорила... Лучшебы было!
И старуха с рыданиями упала на грудь дочери.
Та лежала по-прежнему и бредила.
Слышались слова: венок, букет, Офелия...
Ханов подошел и положил руку на мраморный, античный лоб Людмилы. Голова была как огонь. Жилы на висках бились.
– - Тиф с ней, горячка, а вы -- пьяная!
– - всхлипывала мать.
А сверху доносились звуки военного оркестра, наигрывавшего "Камаринского", и кто-то орал под музыку:
Там кума его калачики пекла.
Баба добрая, здоровая была!..
КОЛЕСОВ
I
Почтовый поезд из Рязани уже подходил к Москве. В одном из вагонов третьего класса сидел молодой человек, немного выше среднего роста, одетый в теплое пальто с бобровым воротником. Рядом с ним лежал небольшой чемоданчик и одеяло. Этот пассажир был Александр Иванович Колесов, служивший в одной из купеческих контор на юге чем-то вроде бухгалтера. Контора разорилась, и Колесов, оставшийся без места, отправился в Москву искать счастия. Деньги, заслуженные им в продолжение пятилетней службы, так и пропали. Продав кой-что лишнее из носильного платья, он отправился. Родственников у него нигде не было. Отец и мать, бедные воронежские мещане, давно умерли, а более никого не было нигде.
Какие мысли роились в голове его!.. Какие планы строил он!..
"Вот,-- думал Колесов,-- приеду в Москву. Устроюсь где-нибудь в конторе, рублей на пятьдесят в месяц. Года два прослужу, дадут больше... Там,
Раздался последний свисток, пассажиры зашевелились-начали собирать вещи, и через минуту поезд уже остановился. Колесов вышел из вагона на платформу Его тотчас окружили "вызывалы" из мелких гостиниц и дурных номеров, насильно таща каждый к себе. Один прямо вырвал из рук Колесова его чемодан.
Пожалуйте-с к нам остановиться, сударь, номера почти рядом, дешевые-с, от полтинника-с! Пожалуйте-с за мною...
Пожалуй, пойдем, если только номера приличные; где ни остановиться, мне все равно.
– - Приличные-с, будьте благонадежны, можно сказать, роскошные номера за эту цену, пожалуйте! И близко-с, даже извозчик не требуется.
Через несколько минут чичероне заявил, указывая на меблированные комнаты:
Здесь!
А улица какая?
Самая спокойная в Москве-с. Дьяковка прозывается.
В полтинник номеров не оказалось, пришлось занять в рубль.
– - Самоварчик-с?
– - предложил юркий, с плутовскими глазами коридорный.
Колесов приказал самовар.
Документик теперь прикажете получить? Документ был отдан.
Из провинции изволили прибыть в белокаменную?
Да, из Воронежа.
По коммерции-с?
Нет, места искать!
И Колесов рассказал коридорному причину, заставившую его прибыть в Москву.
– - Те-кс!
– - протянул служитель и, вынув из кармана серебряные часы, посмотрел на них, потом послушал.
Остановились! А на ваших сколько-с? Колесов вынул золотые недорогие часы.
Ровно десять.
Так-с! А что намерены делать сегодня?
Отдохну полчасика, а потом куда-нибудь пройдусь, Москвой полюбуюсь.
– - Доброе дело-с!
Коридорный скрылся, а Колесов, напившись чаю, оделся, запер дверь, ключ от номера взял с собой и пошел по Москве. Побывал в Кремле, проехался по интересовавшей его конке и, не зная Москвы, пообедал в каком-то скверном трактире на Сретенке, где содрали с 1 него втридорога, а затем пешком отправился домой, спрашивая каждого дворника, как пройти на Дьяковку.
Трактир низшего разбора был переполнен посети- :| телями. В отдельной комнатке, за стенкой которой гремел, свистя и пыхтя, как паровик, расстроенный оркестрион, сидели за столом две женщины; одной, по-' видимому еврейке, на вид было лет за пятьдесят. Дру- ) гая была еще молоденькая девушка, строгая блон- ( динка, с роскошной косой и с карими, глубокими гла; зами -- Гретхен, да и только. Но если попристальнее | вглядеться в эту Гретхен, что-то недоброе просвечи- ; вало в ее глазах, и ее роскошная белизна лица с легким ' румянцем оказывалась искусственно наведенной. Обе были одеты безукоризненно. На руках молодой сверкали браслеты и кольца. На столе перед ними стояла пол-бутылка коньяку и сахар с лимоном.