Трусики для ректора
Шрифт:
– Илья, мы уже едем домой. Ты с нами? – спросила меня мама.
– Да. Не хочу сегодня домой. Поеду к вам. – оповестил я родителей.
– Замечательно! – воскликнула мама с искренним восторгом в глазах. Повернувшись к Покровскому добавила. – Буду ждать вас завтра! Доброй ночи, Вадим и Анастасия. Передавайте и Ольге, доброй ночи!
– Конечно! – улыбнулась Анастасия, жена Покровского, которая подошла к мужу. – Я только, что была у нее в комнате. Уснула, бедняжка.
Вовремя я ушел, а то неизвестно, чтобы подумали Покровские, если бы застали меня в комнате их дочери.
В родительском доме, когда мы уже выпили по чашечки чаю и разбредались по комнате, я спросил маму, то, что интересовало меня весь вечер.
– Мам, а с дочерью Покровского?
– Илюш, врачебная тайна. – печально сказала мама – Но могу сказать на будущее, чтоб не было неловких ситуации… Ольга не любит когда ее касаются. Даже отец. Она избегает любых прикосновении. – и мама ушла.
Я еще долго сидел за столом с пустой чашкой. Меня не отпускали слова матери: Она не любит когда ее касаются…
Но меня она сегодня касалась и сама лично дала руку…
Дорогие мои, спасибо за то, что дарите звезды и комментируете. Летаю уже пару дней в хорошем настроение и вдохновение бурлит как сумашедшее. Спасибо! Спасибо, мои хорошие!)
Глава 6
Ольга
Я не когда меня касаются. Случайно. Намеренно. Мимолетно. Инстинктивно.
Я боюсь этих касаний.
Каждое касание для меня превращается в ад. Меня трясет. Учащается дыхание или же вовсе трудно дышать. Темнеет в глазах. Меня кидает из жара в холод и обратно. Хочется спрятаться от всего мира. Потому что касания напоминают мне ад, что я пережила четыре года назад.
Мне трудно позволить коснуться меня, даже отцу. Мачехе. Психологу. Никто не касался меня вот как четыре года, кроме тех случаев, когда я была не в сознаний, когда спала, когда не знала…
В больницах из-за такого состояния перед всеми манипуляциями меня усыпляют. Да, жестоко… но иного пути нет.
Мой психолог говорит, что меня не пугают касания, меня пугают факт того, что кто-то проникает в мое пространство. Если меня коснуться, и я этого не увижу, то все будет в порядке.
Я не люблю находиться среди людей. Видеть жалость в их глазах из-за некоторых моих особенностей. Но больше всего расстраивает издевательства. Люди видят, что я не могу говорить, ответить на их издевки и тогда они начинают издеваться все больше и больше. Грубее. Жёстче. Обиднее.
Когда я уговорила отца, чтобы он разрешил мне поступить в университет, то ожидала этого от сверстником. Понимала, что у меня не будет друзей. Но вовсе не ожидала столкнуться с издевками от преподавателей.
Нет, конечно, многие относятся ко мне с сочувствием и даже помогают. Пару преподавателей в моем университете даже знают язык жестов и тогда я могу отвечать стоя перед ними. Это мои любимые моменты. Ведь тогда я чувствую себя такой же, как все. Обычной. Той, что может ответить на паре.
Первое время я ходила одна по университету и шарахалась ото всех. Но потом в моей жизни появилась она. Лара. Моя смелая одногруппница.
В один из дней, когда меня вновь передразнивали одногруппники, за меня заступила Лара. Она вышла передо мной, став лицом к моей обидчицей и ее свитой, и долго смотрела ей в глаза, перед тем как взяв за выворот и вышвырнуть из аудитории.
Да, Лара слегка необычная девушка. Я бы сказала девочка-пацанка. У нее коротко стриженые волосы, мешковатая потрепанная одежда, которой точно уже не один год. Характер у нее будь здоров, если что то не по ее, то никому не жить. Она удивительно простая и добрая по отношению к тем, кого считает близким для себя.
После того как Лара вышвырнула мою обидчицу, она тут же вернулась ко мне и в приказном тоне сказала, что теперь я должна ее угостить мороженым, за такое великолепное спасение моей безобидной задницы (с слов Лары).
На фоне этого всего мы и сдружились. Лара как оказалась, знает язык жестов, так как ее младшая сестра тоже не говорит из-за болезни горла. Это я потом узнала, что у сестры Лары – рак гортани и из-за кого-то экспериментального лечение у нее полностью сел голос. Теперь ей требуется операция и они с матерью собирают на нее деньги.
Лара жила только с матерью и сестрой в однушке. Девушка была из бедной семьи и с самого детства привыкла сражаться за свою жизнь и тех, кто ей дорог. Она каким-то образом мотивировала меня.
Я почти сразу же рассказала Ларе, что не люблю, когда меня касаются. Она спокойно приняла этот факт и ни разу не касалась. Сказала, что у всех свои странности. Например, она майонез может ложками есть. Мы приятно общались, смеялись и много болтали. Пусть я и говорила жестами. Я никогда не видела в ее глазах хоть каплю жалости ко мне. Для нее я была обычной.
Лара многое знала обо мне, но я никогда не рассказывала ей о причине моей такой особенности. Мне было больно вспоминать это, а Лара не настаивала.
Благодаря девушке мое состояние начало улучшаться. Папа, узнав о том, кто мне в этом помог, часто начал сам приглашать Лару к нам в гости. А потом и вовсе предложил ей деньги за дружбу со мной, в тайне от меня. Подруга, конечно, отказалась и позже рассказала об этом мне. Я не обижалась на папу. Понимала, что он всего лишь хочет сделать как лучше. Ведь Лара стала толчком к выздоровлению.
Мой папа считает, что за любое добро надо платить добром. И он все-таки нашел, то чем отблагодарить девушку. Он полностью отплатил операцию сестра Лары и период восстановления в какой-то заграничной клинике.
Лара злилась вначале, сказав, что дружит со мной не из-за денег, а потому что ей этого хочется, но была благодарна моему папе. Они вместе с матерью приходили к нему и со слезами на глазах благодарили, от такого зрелища я сама плакала и была горда своим отцом.
Да, пусть для нас эти деньги и не большие и мы могли себе это позволить, но в этот момент я поняла, как сильно люблю папу.