Трясина (не) равнодушия, или Суррогат божества
Шрифт:
– Может и смогу.
– В таком случае приглашаю тебя на чашечку кофе.
– С пирожными? – с улыбкой и уже спокойно спросила Кирсанова.
– Нет. Одну коробку ты уже уничтожила. – я широко ей улыбнулся.
– Ничего, разоришься ещё на одну. Пошли, пока я не передумала.
Выйдя из музея, мы направились в кафе «У Степаныча», расположенном через дорогу от музея. Почему так называлось кафе, мне неизвестно, хозяйкой была молодая бизнес-леди, интересы которой я несколько раз представлял в суде. Кафе славилось своим кофе и сладкими десертами. Пирожные в кафе были действительно шикарные, поэтому я часто заезжал сюда с детьми. Мне же в нём нравился кофе. Зайдя в кафе, мы уселись за столик, стоявший у окна, из которого прекрасно было видно здание музея. Подошедшей
– Рассказывай. – настроение Кирсановой в предвкушении десерта улучшалось прямо на глазах. Я давно заметил, что Вика, как и все музейные работники, с которыми я знаком, является любительницей сладкого. – Что за кортик тебя интересует?
– Вот этот. – я протянул ей фотографии орудия убийства.
– Ничего себе. Неужели они ещё у кого-то остались? – мой консультант по оружию явно заинтересовался. – У кого его нашли? В настоящее время это редкость, на рынке к нему возник бы интерес среди коллекционеров.
– То есть ты можешь мне рассказать, что это за кортик? – задал я вопрос, беря у официантки чашку с кофе.
– Об этом может тебе рассказать любой мало-мальски интересующийся оружием человек, – Виктория прервалась для того, чтобы набить рот сладким, – или историей государственных органов. Кстати, ты меня должен просвещать по поводу данного кортика, а не я тебя.
– Не понял. Ты долго будешь ходить вокруг, да около? Что это за оружие?
– Оружие? Моё мнение – этот кортик является чисто декоративным. Хотя нет, не совсем декоративным. – поправилась она. – Это форменный кортик сотрудника прокуратуры СССР.
– Что? Какой к чёрту форменный кортик! – её слова оказались для меня полной неожиданностью. – Этим, как ты называешь «декоративным», кортиком убили человека.
– Обычный. – Виктория была спокойна и полностью поглощена едой, со скоростью и напористостью шредера уничтожая принесённые сладости. – Ладно, слушай. В период Великой Отечественной Войны, в 1943 году, Сталин издал приказ или что-то подобное, в соответствии с которым в прокуратуре была введена форма. Сначала согласно данному приказу прокурорам полагалась шпага 3 .
3
Кто сомневается, может ознакомиться с Постановлением СНК СССР от 16.09.1943 «О введении форменной одежды для прокурорско-следственных работников органов Прокуратуры СССР», а также Распоряжением СНК СССР от 10.11.1944 года №21208 «О внесении изменений в форму одежды прокурорско-следственных работников органов прокуратуры СССР».
– Введена форма? Шпага? – я прервал рассказчицу. – Ты шутишь?
– Нисколько. Сам можешь почитать специальную литературу на эту тему, если не веришь. До 1943 года у прокуроров не было формы, её ввели в период войны. Итак, сначала прокурорам дали шпаги, но ненадолго. Через год их заменили на кортики. То есть кортики появились у прокуроров в 1944 году. Насколько я помню, их отменили уже после смерти Сталина, в 1954 или 1955 году. Обрати внимание, что кортик и шпага полагались только высшему составу и именовались они форменным холодным оружием.
– Зачем прокурору кортик? Бред. Ты издеваешься надо мной? Может им полагались ещё пулемёт и сапёрная лопатка?
– Слава, чего ты на меня накинулся?! – Кирсанова вновь стала заводиться. – Ты пришёл ко мне с этими фотографиями, я тебе сообщила, что мне известно. Смотри сам: видишь, на рукояти из желтой пластмассы, на верхней втулке – гравированное изображение герба СССР с 11 лентами. Если бы ты предоставил мне ещё и ножны, то я показала бы тебе, что устье с лицевой стороны украшено изображением герба СССР, а с оборотной – гравированным изображением символики Народного Комиссариата Юстиции. Я такие клинки видела лишь на фотографиях, они не очень распространены. Коллекционеры к ним относятся без энтузиазма, так как и кортик и ножны изготовлены не из дорогого материала, да и
– Можно как-нибудь узнать, кто являлся владельцем кортика?
– Вряд ли. Дело в том, что клинки выпускались без клейм и номеров. Иногда сам владелец наносил травлением свои инициалы или фамилию. Но это редкость.
– Кому полагались шпаги и кортики?
– Всем от старшего советника юстиции до действительного государственного советника юстиции.
– Переводя на русский язык – от полковника до полного генерала. Это же уйма народу.
– Я думаю, их было не мало. Все мальчишки вне зависимости от возраста любят поиграть в солдатиков либо почувствовать себя ими.
– Ты могла бы поинтересоваться у своих знакомых антикваров, не приобретал ли кто-либо у них данный кортик. Может им что-либо известно о нём. Любая информация, любая зацепка.
– Я поспрашиваю, конечно. Но имей в виду, что антиквары народ серьёзный, закрытый. Мало кто из их числа захочет разговаривать на такие темы: раскрывать владельца антикварной вещи не принято.
– Я всё понимаю. Постарайся, пожалуйста. Для меня это очень важно, даже не для меня, а для человека, интересы которого в настоящее время я представляю.
– Я же сказала, что поговорю. Но на результат слишком не надейся.
– Спасибо.
– Спасибо слишком много. Я потом придумаю, что ты мне должен. – Виктория загадочно и как-то плотоядно улыбнулась. – Расскажи лучше, как там моя сестрёнка.
– Как работник, она меня устраивает. Кстати, именно из-за неё я ввязался в это дело: она умудрилась пропустить клиента, который сумел уговорить меня поработать.
– Я сомневаюсь, что в этом есть её вина – в каждом правиле есть исключение. Ты бы лучше помог ей, всё-таки она учится на юридическом, твои практика, опыт и знания будут для неё полезными. Не будет же она всю жизнь работать секретарём.
– Об этом пока слишком рано говорить. Посмотрим, что можно сделать.
– Посмотри, посмотри. У тебя ещё есть вопросы? – тарелки перед Кирсановой были пусты, чай выпит. – У меня ещё есть дела, работа. Ссора с Плетнёвым ничего не изменила.
– Нет, пока ничего. Спасибо.
– В таком случае, пока. – Вика стремительно вскочила, схватила фотографии орудия убийства, быстро чмокнула меня в щёку и убежала.
– Пока. – проговорил я уже ей в спину.
Так, с одним делом закончено. Выпив ещё чашку кофе, я направился к Самсонову, на него я больше всего надеялся. Фёдора Петровича я знал давно, ещё с тех времён, когда пришёл работать следователем. Сейчас ему уже было за 60, хотя на данный возраст он выглядел и десять, и пятнадцать лет назад. Сам он невысокого роста, около 1 метра 65 см, плотный, седовласый, с бородой и усами, за которыми тщательно ухаживал. Одевается всегда аккуратно: на какой бы свалке нам не приходилось работать, одежда на нём всегда была чистой и отглаженной, как будто, только из прачечной. Самсонов был аккуратист, но не денди. Наиболее ценное главное в Петровиче – порядочность, полная отдача сыскной работе, которую он любил и любит по настоящее время, а также поразительная интуиция и прямо-таки маниакальное внимание в деталях. Я помню десятки случаев, когда только благодаря ему удавалось раскрыть заведомый «глухарь» 4 . Мне нравилось с ним работать и даже после того, как я стал адвокатом, я старался с ним поддерживать связь, периодически звонил. Делал я это не только из эгоистического интереса, но и из-за того, что Петровича уважал, а его дружбу ценил.
4
Уголовное дело о преступлении, виновник в совершении которого неизвестен, и установить виновника не представляется возможным в связи с отсутствием очевидцев и свидетелей преступления, иных следов, которые позволили бы раскрыть преступление.