Трясина
Шрифт:
— Что? Что? Что?! — закричал он, затрясся и весь побагровел.
Его возмущению не было предела — такое оскорбление, такой позор для его легионеров: какие-то мужики справились с прославленными вояками. Пан Дембицкий отдал строгий приказ принять решительные меры вплоть до расстрела и конфискации всего имущества лиц, замешанных в «бандитских поступках», направленных против оккупантов, а конвой, давший себя обезоружить, был предан военному суду.
В тот самый день, когда дед Талаш встретился с Мартыном Рылем около дуба, жители села Вепры заметили какие-то недобрые предзнаменования. Военное время, полное тревог и неожиданностей, приучило их постоянно быть настороже. Под вечер распространился слух; что в окрестностях
Вот почему, когда прошел слух о появлении легионеров, люди встревожились и ждали новой беды. Однако ночь прошла спокойно, а утро нового дня принесло успокоение и надежду, что ничего страшного не произойдет. Днем как-то вообще чувствуешь себя смелее. А легионеры как раз поутру незаметно подкрались, расставили вокруг села пикеты, перерезали все дороги, и только тогда заметили их вепровцы, когда целый эскадрон легионеров промчался по улице. Сначала люди еще не знали намерений пришельцев. И настоящий страх охватил всех тогда, когда легионеры, разбившись на несколько групп, ворвались во дворы. Двор Мартына был занят раньше других. Два легионера, соскочив с коней, бросились в хату. Другие побежали в овин.
— Где арестант? — заорал легионер, переступив порог хаты.
Жена Мартына обомлела от страха и, не в силах вымолвить ни слова, испуганно глядела на легионера.
Не дождавшись ответа, легионеры начали шарить по хате, распарывать штыками подушки и лоскутные покрывала. Они учинили настоящий погром, все швыряли на пол, разбили горшки и чашки. Трое малышей, насмерть перепуганные, бросились к матери, исступленно крича от страха. Ветхий дед Микола, отец Мартына, не понимая, что происходит, в ужасе прижался к стене и молча глядел на буйство озверевших бандитов.
— Где арестант? — крикнул на деда легионер.
Тогда дед Микола ответил:
— Вы же забрали его…
— Старый пес! — злобно выкрикнул легионер и ударил деда Миколу по зубам.
Дед стукнулся затылком о стену, изо рта у него потекла кровь. Словно онемевший, стоял он у стены и вытирал ладонью окровавленные губы, размазывая кровь по лицу и реденькой бороде, свисавшей на его дряблую грудь, как мох на старом дереве.
— О, песья кровь! — кричал легионер. — Мы вам покажем, что такое порядок и повиновение властям!
Разгромив хату, разбив стекла в окнах, легионеры выскочили во двор.
То же самое происходило в хатах других крестьян, попавших в немилость к наглым захватчикам.
Кондрат Бус, услышав, что появились конные легионеры, схватил тулуп и шапку, оделся на ходу и кинулся на задворки, чтобы оттуда пробраться в близлежащий лес. Ноги у него быстрые, ему еще и тридцати нет — что для него пробежать с версту до леса? Легионеры уже въезжали во двор, когда он выбежал в поле. Пробираясь по лощинкам, среди кустарника, Кондрат бежал без оглядки, пригнувшись к земле. Он проваливался в снежные сугробы, ноги вязли, и это поневоле замедляло его бег.
Один легионер заметил его. Это был, на беду, лихой наездник, а конь под ним попался легкий и быстрый. Решив догнать беглеца, всадник проскочил на задворки, а оттуда через раскрытую калитку в поле.
Из леса слева наперерез бегущему Кондрату выбежал пеший легионер. Увидев всадника, легионер остановился: конный махнул ему саблей, чтобы он не вмешивался, — поймать беглеца он берется один.
Оглянулся Кондрат и весь задрожал от смертельного страха. Одна мысль пронизала его мозг: пропал! Сгоряча он продолжал свой стремительный бег. Лес уже был недалеко. Это его единственное спасение, в лесу не поймают. Но расстояние между ним и всадником уменьшалось с каждым мгновением. Кондрат выбивался из сил. От тяжелого и быстрого бега ему стало жарко, большие капли пота катились со лба. Сердце, словно молот, гулко стучало в груди, а горло сжимали спазмы.
Всадник настигал Кондрата и уже поднял саблю. Вот он сейчас покажет ловкость и силу своего удара. Но в самый решительный момент конь внезапно покачнулся, передние ноги его скользнули в яму, засыпанную снегом, — и он застрял, крепко прижав упавшему в снег всаднику правую ногу. Рука с поднятым клинком погрузилась в снег. Ни конь, ни всадник не могли без посторонней помощи вырваться из этой западни. Кондрату оставалось несколько десятков саженей, чтобы добежать до леса. Человек пять легионеров показались на опушке и молча наблюдали за погоней. И когда верховой упал, а Кондрат, казалось, вот-вот скроется в лесу, они бросились было на помощь легионеру, но вдруг остановились и вскинули карабины. Раздались выстрелы. Кондрат Бус свалился в снег, да так и остался там, словно загнанный зверь. После этого легионеры снова побежали к упавшему всаднику. Но тут произошла неожиданная заминка: из леса тоже донесся выстрел, и один легионер, выронив карабин, упал, схватившись за ногу. Четверо остальных пришли в замешательство и остановились. Послышался еще выстрел, и пуля с змеиным шипением пронеслась над самой головой одного из легионеров. Тогда они залегли в снег и стали отстреливаться от неизвестного противника, постепенно отступая в поисках надежного прикрытия.
Перестрелка всполошила легионеров, находившихся в селе. Оттуда выслали разъезд в обход правого фланга внезапно нагрянувшего противника. А неизвестные выстрелили еще два раза, и одна из пуль пробила голову еще одному легионеру. Потом стрельба в лесу затихла.
Подоспевшие из села легионеры вытащили из ямы коня. У верхового была вывихнута нога и отморожены руки. Подобрали также убитого и раненного в ногу. А Кондрат Бус остался один на снегу. Впрочем, сейчас ему уж ничего не нужно было. Потом в Вепрах загорелось несколько дворов, в том числе и двор Кондрата, но он лежал все так же неподвижно, с застывшим, спокойным лицом.
Так проявляли легионеры свою воинскую доблесть.
13
В хате было сильно накурено. Дым от табака и папирос самых различных сортов, поднимаясь вверх, повис густым облаком под низким потолком. А когда раскрывались снаружи двери, клубы синеватого дыма колыхались, как волны, поднятые на озере налетевшим ветром, и с силой вырывались на простор. Люди, сидевшие за столом и на скамьях, были преимущественно командиры, начиная от взводного и кончая командиром батальона, товарищем Шалехиным. Никаких знаков различия не было ни на плечах, ни на воротниках гимнастерок и потертых, видавших виды шинелях. Говорили свободно и держали себя непринужденно, курили.
Командир батальона сидел за столом в центре. Рядом с ним взводный Букрей, плотный и широкоплечий. Два ротных командира находились тут же. На столе лежали нарезанные ломти хлеба, и посредине стояла бурая глиняная миска с медом. Каждый, кому хотелось полакомиться, мог взять кусок хлеба и намазать его густым, ароматным медом. Командир батальона потчевал всех приходящих. Мед ели вместе с сотами, говоря, что солдатский желудок все переварит: и вино, и гайку, и ружейную смазку. Было шумно и весело. Люди словно забыли про войну, говорили на всевозможные темы, далекие от войны. Батальон был на отдыхе.