Трясина
Шрифт:
– Ирина в тот роковой для себя час шла по середине тротуара, и оба свидетеля подтверждают, что машина с потушенными фарами, шедшая сзади, неожиданно подпрыгнула от соприкосновения с бордюрным камнем и, наехав на девушку, резко прибавила скорость и скрылась из виду. Потом при свете витрины антикварного магазина они увидели жертву: она лежала в луже крови лицом вниз, раскинув руки. Этот и другие факты невольно подтверждают мысль о преднамеренном убийстве Ирины.
– Но эксперты определили, что это обычное дорожное происшествие, а оно в компетенции гаишников, – безмятежно заметил Маркин. – Они настаивали передать им дело, что я и сделал. И я, между прочим, считаю,
Жан выдохнул клуб дыма, глядя на начальника.
– Повторяю, все говорит за то, что это не несчастный случай. Ее умышленно задавили, а орудием убийства выбрали микроавтобус. При чем тут автоинспекция? Два дня моей работы брошены коту под хвост.
Маркин озабоченно заморгал серыми глазами.
– Это камень в мой огород?
– Нет, в огород руководителя следственного управления. Он не должен идти на поводу у других чиновников, а самостоятельно и оперативно принимать решение, отстаивать его и доводить до логического результата.
Задетый за живое, Сергей Георгиевич нахмурил брови и решительно рявкнул:
– Два дня работы и никаких результатов! – Он даже побагровел от набежавшей ярости. – Решено закрыть дело и баста! И пожалуйста больше не будем возвращаться к этому разговору. Мы без того слишком загружены работой и не имеем времени заниматься тем, что является прерогативой дорожно-патрульной службы.
Лицо шефа исказилось злой ухмылкой. Его зрачки сузились: такой тон подчиненного его явно не устраивал. Трудно представить, что когда-то они с Жаном работали в одной связке, даже дружба между ними намечалась. Но потом пошли новые назначения. Начальником управления предлагали стать Жану Осипову. Но он, привыкший к активной работе следователя отказался в пользу капитана Сергея Маркина, мотивируя это тем, что у того и опыта побольше, и возрастом тот постарше – на одиннадцать лет. Вместе с должностью возвысился Сергей над Жаном и в звании – ему присвоили майора, а чуть позже подполковника. И вот спустя три года взгляды сослуживцев стали расходиться, что сказалось на их отношениях. Только одно осталось неизменным: в отсутствии посторонних они обращались друг к другу на «ты».
– Я больше не желаю слушать твою галиматью, – все еще возбужденный, огрызнулся шеф. – Решение принято и точка.
Маркин махнул рукой и направился к двери. Он остановился на пороге и посмотрел на Жана с холодным равнодушием:
– Когда остынешь, загляни ко мне вместе с Базаловым. Есть новая работенка.
2
Она проснулась в жемчужном свете зари. Одеяло сползло с нее, и она лежала на боку, свернувшись калачиком. Желто-белые облики покоились в ногах, подчеркивая их упругую стройность, падали на нежные округлые щеки, розовую кожу, маленькие груди с большими выпуклыми сосками. Она задалась вопросом, почему лежит совершенно голая, когда услышала за дверью голос:
– Кассандра!
Ей не хотелось вылезать из постели. Она нежилась, ее душа была окутана сладострастием волшебного сна. Но голос отца заставил подняться, увидеть свое отражение в зеркале трюмо. Распущенные каштановые волосы с золотистым отливом каскадом падали на плечи, рассыпались по спине.
– Сейчас, только оденусь, – отозвалась Кассандра, не отрываясь от зеркала. Она надела на себя ярко-оранжевое платье, придававшее телу грациозность, собрала растрепанные волосы в пышный хвост на затылке. Кассандра подошла к окну: сквозь утреннюю дымку проступал унылый пейзаж, окружавший ее более десяти лет. Все те же топкие болота с торчащими из них чахлыми кустарниками, уродливыми деревьями, высокой травой. Казалось,
Ей очень хотелось возвратиться в чудесный сон, но голос отца снова вернул ее к действительности:
– Кассандра! Что ты там делаешь?
Она наконец поспешила к двери, щелкнула задвижкой, пропустила отца в комнату. Это был невысокий, худощавый мужчина пятидесяти шести лет с седеющей бородкой, высоким открытым лбом с залысинами, редкие, но длинные пряди волос падали с затылка на шею. Черные выразительные глаза создавали впечатление силы и мужества.
Он изучающе посмотрел на. юное создание, которое боготворил, оберегал от всех житейских напастей. Лицо дочери выглядело бледным, одухотворенным. Маленькие груди бесстыдно стояли торчком под ярко-оранжевой тканью. Она шла в сравнение разве только с духом огня.
– Дитя мое, ты что-то неважно выглядишь в этот утренний час, – лицо его исказилось вымученной улыбкой, глаза смотрели лукаво и иронично.
– Я читаю в сердце твоем, дочь моя. Там бурлят неведомые мне страсти. Опять сон тому причина?
Она вся съежилась под проницательным взглядом.
–Ты, как всегда, угадал, отец.
Регулярным гипнозом Колымей достиг желаемого: насколько прежде Кассандра была вспыльчива, упряма и капризна, настолько теперь она послушна и молчалива. Поэтому он всегда угадывал ее мысли, прекрасно зная, что дочь не способна скрывать свои чувства. Выждав молчание, он положил руку на ее плечо и ласково произнёс:
– Не сомневаюсь, что все тот же принц, которого я тебе пророчил, явился во сне и растревожил твои чувства и мысли.
Румянец зажегся на ее лице. Она не желала ни с кем делиться своими чувствами, даже с отцом. Она жила в своем выдуманном мире, доступ в который закрыт для всех.
– Не осуждай меня за то, – голос ее трепетал от возбуждения, – что я всецело подвластна силе, которая терзает меня изнутри. Это чувство поселилось во мне, и я стала его добровольной пленницей.
Ей уже двадцать два, но каждый раз, глядя на ее округлые щеки, чуть вздернутый носик, припухлые губы и огромные голубые глаза, полные удивления, зная о ее пылком воображении, он предавался сомнению: было ли у нее детство, или она никогда не выходила из него?
– Пока это только сон, красивый сон, – он одарил ее располагающей улыбкой. – И ничего больше.
Кассандра нахмурилась, уловив в голосе отца безнадежные нотки. И внезапно почувствовала, что покоряется его проницательному взгляду, от которого ничего не утаить. На какое-то мгновение в ней вспыхнула решимость открыть свою душу, впустить в свой мирок чувств отца, которого любила больше всех на свете: он был единственным человеком, с которым она могла делиться даже в состоянии душевного подъема или упадка.
– Принц, которого .ты мне пророчил, действительно живет во мне, – призналась она, потупив взор. – Он приходит во сне, и я не знаю – чары ли это, наваждение или явь.
– Дочь, милая, спустись с небес на землю, – Колымей поцеловал ее в лоб. – В среду у нас всех тяжелый день, он, возможно, перевернет всю нашу жизнь. Ты должна быть готова к этому. Поздним вечером собираемся на спиритический сеанс. Ты прекрасно знаешь, как это делается.
– Скажи, отец, что это может изменить в нашей жизни?