Трюк
Шрифт:
Я не лгал, когда говорил Мэтту, что не могу спать, если в постели не один. Дело не в интимности, хотя, в некотором смысле и в ней тоже, но в основном проблема в том, что мне некомфортно. В круизе мы особо не осознавали, что сближаемся, и я вечно просыпался с приклеенным к себе Мэттом. Тогда и появилось это чувство неловкости. Ну, не именно тогда, когда он меня обнимал. Не хочу на этом зацикливаться. Потому что это может вскрыть банку с наклейкой «Почему я не подпускаю людей близко». А на этот вопрос я в ближайшее время
Черт, надо поспать. Вполне можно попсиховать утром, когда Мэтт поднимется ни свет ни заря на свою дурацкую тренировку.
Но когда через несколько часов я просыпаюсь, солнечные лучи заливают комнату, а Мэтт все еще крепко меня обнимает. Я его отпихиваю.
— Разве ты не должен быть сейчас внизу, обливаясь седьмым потом?
Мэтт крутит бедрами, и его член толкается мне в спину.
— Для этого мне не обязательно спускаться вниз.
— И впрямь соскучился, а? Я создал чудовище. Как будешь справляться весь сезон?
— Ты слишком большой, чтобы уместиться в моем чемодане.
— Хм-м, зато твои игрушки запросто туда влезут. — От воспоминаний о видеозвонке мой член твердеет, тело само подвигается к Мэтту.
— Не думаю, что их одобрит сосед по комнате. Это если я получу контракт. Вчера вечером я попытался поговорить с Дэймоном о предстоящей встрече, но он велел подождать.
Я поворачиваюсь к Мэтту.
— Это еще ничего не значит.
— Значит, если это произносят с таким видом, будто готовятся сообщить, что у тебя терминальная стадия рака. Потом вмешался Мэддокс и весь вечер держал меня подальше от своего парня. Хотя, возможно, это было связанно с тем, что при каждой возможности я клянчил у Дэймона разрешение уехать домой.
— Все равно, это ничего не значит. Скорее всего, он не хотел говорить о работе там, где каждый мог подслушать.
— Может быть…
— Завтра ты все узнаешь, так что бессмысленно беспокоиться об этом сейчас.
— Тебе легко говорить.
Мэтт прав. Мне легко советовать не беспокоиться, потому что я понятия не имею, каково это — хотеть чего-то так сильно, как Мэтт хочет играть в футбол.
— Знаешь, что у меня на самом деле получается легко? — Я толкаю Мэтта на спину и сползаю вниз по его телу, покрывая поцелуями твердые мускулы. — Отвлечение.
— Такое отвлечение мне нравится. — Руки Мэтта тянутся к моей голове, пытаясь схватить за несуществующие волосы. — Тебе обязательно брить голову? Хотелось бы за что-то держаться.
— Возможно, если будешь хорошим мальчиком, я и отращу волосы.
Мэтт стонет, и мне это нравится. Я сколько угодно могу лгать себе, что делаю это для Мэтта, чтобы он отключил голову, но правда в том, что мне это нужно не меньше. Секс — это то, что я могу. Вот со всем остальным у меня проблема. Мэтт это понимает. Из всех, с кем я был, он — единственный, кто понимает. И не настаивает на большем. Я обхватываю губами член Мэтта, и его спина выгибается дугой.
Мэтт сгребает меня и тянет вверх, стремясь участвовать в процессе,
— Да, черт, — шипит Мэтт, когда я толкаюсь в его вход.
Я говорил себе, что не буду с ним этого делать. Мэтт заслуживает, чтобы его первый раз был с кем-то лучше меня. Я был полон решимости не заниматься с ним сексом. Но сопротивляться бесполезно. Сегодня я его не трахну, но рано или поздно это произойдет.
Это неизбежно, потому что я недостаточно силен. По крайней мере, когда дело касается одного конкретного футболиста.
Чем больше я провожу времени с Мэттом, тем больше меня беспокоит, что у этого парня нет того самого «числа». Вполне вероятно, что мне никогда не удастся выкинуть его из своей системы.
— Ноа… — Никогда еще мое имя не звучало так хорошо.
Мэтт смотрит на меня так, словно видит во мне не только мешок с деньгами. Никто никогда на меня так не смотрел. Даже друзья. Конечно, отчасти я сам виноват, взяв на себя роль титулованного мудака. Но таков мой способ выживания. Единственный человек, которому я открыл свое сердце, разорвал его на мелкие клочки ради диплома бакалавра и бонуса в пятьдесят тысяч долларов.
Звуки, вырывающиеся из горла Мэтта, когда я сосу его член, отдаются у меня в паху. Хочу, чтобы он кончил, хочу проглотить все до капли, чего обычно не делаю. Мэтт об этом знает и всегда предупреждает, когда уже близок. Дело не во вкусе спермы, а в ее количестве. Оно вызывает у меня рвотный рефлекс. Многим парням это не нравилось, но Мэтту все равно.
Мой палец массирует его простату, а рот трудится над членом, в то время как собственный стояк умоляет о прикосновении, но я держусь.
— Кончаю, — хрипит Мэтт.
Я не отпускаю.
— Ноа…
Я глотаю, наслаждаясь каждой каплей. Горло сжимает спазм, но не настолько сильный, чтобы отстраниться. Я принимаю все и жду, когда Мэтт перестанет содрогаться. И когда он тянет меня к себе, на этот раз я его не останавливаю. Мэтт крепко и долго меня целует, несомненно, ощущая собственный вкус. И стонет мне в рот.
— Ты не обязан был…
— Я хотел…
— Ноа…
О, нет. Не-а. Мне знаком этот тон. Мы не будем об этом говорить.
— Хочу кофе. — Я пытаюсь выбраться из постели, но Мэтт слишком силен. Он тянет меня назад и перекатывается, оказываясь сверху.
— Не так быстро. Впереди весь день, кофе подождет, а мне нужны сутки, чтобы отвлечься. Твоя очередь. — Мэтт соскальзывает вниз, намереваясь вернуть услугу, и я готов принять все, что он предложит.
И мне не придется говорить о том, что на самом деле творится у меня в голове. Полагаю, мы оба отлично умеем находить отвлечение.
***
Ночью воскресенья я вновь не выгоняю Мэтта из постели, и мы снова просыпаемся в обнимку. Мои мышцы ноют, кожа покрыта синяками, оставленными его «карающими» руками и губами, но мне абсолютно все равно.