Тщеславие
Шрифт:
— Ладно, девчонки, извините, за мной машина с работы в пять утра придет, мне спать пора. Вы еще посидите, если хотите, я вам сейчас постельное белье принесу и одеяла, а там сами разбирайтесь: одна в мою комнату, другая — здесь, а я у родителей сегодня посплю. А утром вы можете встать когда угодно, завтра же суббота, только дверь за собой захлопните, когда уходить будете.
Он принес нам два совершенно одинаковых комплекта белья (белого в голубой горох) и промаршировал в родительскую спальню.
— Знаешь, Ларис, — сказала я некоторое время спустя, когда пауза после Славиного ухода стала уже неприличной, — честно говоря, я тоже спать хочу.
— А ты где спать будешь? — поинтересовалась Лора.
— Да мне в общем-то все равно…
— Ну, раз тебе все равно, — постановила Лора, — то я тогда в Славину комнату пойду, ненавижу спать на диване.
— Хорошо, иди, — ответила я неохотно (то, что Лора будет спать в Славиной постели, пусть и одна, было мне неприятно). — Спокойной ночи.
Я сразу на покрывало криво постелила простыню, обернула наволочкой круглолицую плюшевую подушку-думку (про подушки Слава благополучно забыл, а будить его мне было жаль), накинула одеяло прямо поверх пододеяльника, покидала одежду на кресло, улеглась на диван и погасила бра. В голове шумело от выпитого почти на голодный желудок, и стоило закрыть глаза, как где-то внутри черепа зарождалось ощущение колеса, увеличивающего обороты, громоздкого скрипучего колеса, к ободу которого была намертво припаяна моя буйная голова…
…Слава сидел на двуспальной родительской кровати и подкидывал на ладони серебристый рубль, и я была тривиальной решкой, а двуликим российским орлом была, конечно же, Лора, и монета падала в кулак, но орел или решка? Орел или решка? Нет, непонятно, нет возможности вглядеться, Славины пальцы плотно сжаты, но я не сдаюсь, я пытаюсь их разомкнуть, нажимаю в секретную точку между побелевшими от усилия костяшками: второй и третьей — бесполезно, Слава намного сильнее меня, а потом монета выскальзывает и скачет по заплеванной лестнице подъезда, а мы несемся за ней наперегонки, перепрыгиваем через три ступеньки, поскальзываемся, но рублик прыгает уже по площадке первого этажа, перед распахнутым прямоугольником лифта, и готов скрыться в щели, только Слава успевает в последний момент наступить на него ногой и громко хохочет мне в лицо: «Ты зря бежала, ты опоздала! Не смотри на эту монетку, ты проиграла все равно, потому что я загадал, с самого начала загадал про вас, и кто ляжет в мою постель, тот выиграет, ты проиграла, я не хотел, чтобы ты проигрывала, но ты проиграла, как всегда! — И снова хохот в лицо: — Какая же ты неловкая, Надя… Надя, Надя…»
— Надя! Ты спишь? Я тебя не разбудила?
Я подскочила на постели и открыла глаза — передо мной стояло белое в темный горошек привидение, в котором я с перепугу не сразу узнала Лору, по самую шею укутанную одеялом.
— Я все-таки разбудила тебя, — сокрушенно сказала Лора и присела на край дивана. Я подогнула колени, освобождая ей место. — Знаешь, — сказала Лора печально, — мне не спится. Совсем… Может, поболтаем?
— Давай, я все равно уже проснулась, — согласилась я почти ровным голосом, хотя все еще чувствовала на спине и под сердцем колотье мелких иголочек сухого льда, одновременно горячих и холодных, которые может запустить в действие один только нелепый ночной кошмар.
— Я расскажу тебе одну историю, — прошептала Лора таинственно, — я еще никому ее никогда не рассказывала, а тебе расскажу. Ты только выслушай, просто выслушай, не говори ничего, ладно?
— Ладно, — кивнула я, — давай свою историю.
— Это случилось два года назад, я тогда в другом месте работала, тоже секретарем-референтом, — начала Лора, — и была у меня там подружка Лилька — на два года старше меня или на три. Я-то в ту фирму случайно попала, по объявлению. а у Лильки отец был заместителем генерального директора, он и Лильку пристроил, и жена его тоже там работала — начальником отдела. Хорошая такая женщина, добрая, и выглядела — обалдеть просто, ей уже под пятьдесят было, а смотрелась максимум на тридцать, модная, ухоженная такая, ножки хорошие, юбочки мини, брючки кожаные. Но она носа не задирала, да и Лилька тоже — вся в мать. Мы с Лилькой загорать вместе ездили по выходным, в кафешки разные ходили и так, погулять вечером. А через несколько месяцев я чувствую — отец Лилькин на меня глаз положил. Со стороны все вроде прилично так, вежливо, все-таки подружка дочери, то шоколадку мне принесет, то медведя плюшевого, анекдоты рассказывал. Внешне он так себе мужчина был, но такой галантный, воспитанный, на трех языках говорил… А туг я как-то задержалась на работе, нужно было документы оформить, уже все ушли, а я все за машинкой сижу, и приходит этот самый Александр Григорьевич, говорит: «Лариса, вы сегодня так много работали, давайте я вас домой подвезу, зачем вам в метро трястись». Я, понятно, обрадовалась, хотя чувствовала, конечно, что он это не просто так предлагает, я такие вещи всегда сразу чувствую. Мы поехали, а он даже и не спрашивает, где я живу, везет да везет себе. Приехали во двор какой-то. «Вот здесь мой дом, — говорит он мне, — может быть, зайдете кофе выпить, жена с дочкой сегодня в театр собирались». Ну, я зашла… Квартира у них шикарная, как две вот этих, и мебель вся из натурального дерева… Ну, переспали, естественно, шампанским он меня угостил, цепочку подарил золотую. Я особого удовольствия не получила, но цепочка красивая, толстая такая. А потом я вышла из подъезда, а мне навстречу — Лилька с мамой. Представляешь?! Они сразу все поняли… Но скандала не было. Лилька пыталась сначала рот открыть, когда цепочку разглядела, это Лилькина цепочка оказалась, только мать ее удержала. Мне так стыдно стало… Хоть сквозь землю провались. И зачем я это сделала, он мне даже не нравился совсем… Я еще две недели поработала, а потом уволилась, обстановка на работе нездоровая стала какая-то. Лилька со мной перестала разговаривать, но, знаешь, странно — мать ее вела себя так, словно ничего не случилось, вот это женщина! Какая выдержка!
Надь, ты меня не осуждаешь?
— Не судите и не судимы будете, — процитировала я с потугой на глубокомыслие, — только мне-то ты зачем об этом рассказываешь?
— Ну… — Лора замялась, — просто я тебе доверяю. Хотелось поделиться с кем-нибудь, а то муторно как-то. Он, конечно, сам виноват был, нечего к подруге дочери клеиться. Мне только Елену Анатольевну жалко, такая женщина замечательная.
— Зачем ты вообще к нему поехала? Могла бы отказаться, он же тебя насильно не тащил.
— Ну, не тащил, — согласилась Лора. — Ой, Надь, я правда не знаю, зачем я это сделала… Наверное, мне было просто любопытно.
Лора давно ушла к себе, а я все ворочалась — и ни в одном глазу даже намека на сон. Про Лорины похождения я была наслышана и раньше, и никакой Америки она мне этим своим откровением не открыла, я только пыталась понять, зачем она мне все это рассказывала, тем более здесь и сейчас. Пыталась и не понимала… Предупредить она меня хотела, что ли?
Глава 18
Слава опять исчез, я звонила ему каждый вечер из единственного гарнизонного телефона-автомата, и днем с работы, даже утром звонить пробовала, но все было бесполезно — дома никто не брал трубку. Лора исчезла тоже, Сергей буркнул мне в ответ: «Здесь такая не проживает». Я не знала, что и подумать. Вернее, знала отлично, но от этого знания мне легче не становилось, наоборот… Я, можно сказать, была в панике. Перемещалась — подобно сомнамбуле — по привычному до отвращения маршруту и была глуха к стараниям преподавателей; не могла уснуть без приличной порции валерьянки. И все ходила, ходила к овощному магазину, отстаивала очередь к телефонной будке, ледяными пальцами прокручивала ржавый с одного бока диск, а потом считала гудки: один, два, три… двенадцать, тринадцать, четырнадцать — а мне колотили в стекло страждущие: «Девушка, не задерживайте!», и я выходила, снова становилась в конец очереди, но увы…
А недели через три трубку наконец подняли…
— Алло? — вопросительным женским голосом сказала трубка, и сначала я подумала, что ошиблась номером, но все-таки попросила на всякий случай:
— Будьте добры, позовите, пожалуйста, Славу…
— Очень жаль, — ответила трубка, — он сейчас не может подойти. — А потом доверительным полушепотом расшифровала: — Он в душе.
А я на другом конце провода ловила посиневшими от холода губами чистый воздух начала декабря, и округлое слово «Лора» перекатывалось где-то глубоко в горле, но срывалось, проскальзывало и никак не хотело выйти наружу.
— Надя? — после небольшой паузы сказала трубка тоном вопроса-утверждения.
— Да, — выдавила я с усилием.
— Привет, — сказала трубка ласково, — ты меня что, не узнала?
— Почему? Узнала…
Ты извини, — замялась трубка, — это все как-то случайно вышло, понимаешь?
— Чего уж тут непонятного…
— Знаешь, Надь, нам надо встретиться и поговорить, — гудела трубка примирительно, — приезжай к нам в гости, пива выпьем. Мы же взрослые люди, мы не будем из-за ерунды ссориться, правда?… Ну, приедешь?