Тучи на рассвете (роман, повести)
Шрифт:
Чо выталкивает Мен Хи за дверь и зовет чиновника.
— Порвать списки людей, с которыми я говорил! Я буду составлять новые списки. Тех, кому меньше тринадцати лет, отправлять обратно, они нам не нужны. Присылать ко мне только девушек от тринадцати до семнадцати лет!
Так, так, так… Фирме нужны пятьсот работниц… За одну и ту же работу кореец получает вдвое меньше, чем японец, кореянка — в два раза меньше корейца, а девочка до двенадцати лет — вдвое меньше кореянки.
Так, так… Сколько же это сэкономит фирма, если семнадцатилетним сбросить по пяти лет? Это вполне осуществимо. По виду они совсем дети, тоненькие, как стебли гаоляна, а на фабрике им не
Чо ходит по комнате, потирая руки. Так, так, так… Пусть войдет эта девочка, как ее там зовут…
— Сколько же тебе лет, девочка? А? Что же ты молчишь? Или у тебя еще уши не выросли?
Мен Хи молчит.
Разве сердце, перенесшее столько горя, не может окаменеть? Нет, оно стало еще чувствительнее, оно — как панты молодого оленя. Когда панты только наливаются, когда это еще не рога, а только густая масса, покрытая пленкой, перевитая тончайшими нервными сплетениями, прикосновение к ним вызывает у животного нестерпимую боль. Чтобы ветки и листья не касались пантов, молодые олени выходят на лесные опушки. Но охотники знают, когда выйдет молодой олень. Его уже ждут, для него уже расставлены капканы, на него наведены стволы ружей. Охотники не упустят момента, когда наливаются панты. Это пора легкой добычи.
Мен Хи в руках охотника хитрого, алчного, беспощадного. Такой не упустит добычу. Ей уже некуда скрыться. Чего он от нее хочет, почему медлит? Ей теперь все равно, что бы с ней ни делали: ведь родители ее умерли. А почему она сама еще живет? Да и живет ли она? Где находится? Может быть, на пути в чудесный сад небесного Окхвансанде?
— Скажи — одиннадцать, ну, слышишь, скажи — одиннадцать, или ты совсем онемела?
— Одиннадцать, — выдавливает из себя Мен Хи.
— Ну вот, умница, распишись вот здесь… Ах, ты неграмотна? Очень хорошо. Обмакни палец в мастику, вот сюда. А теперь приложи его к бумаге, вот здесь. Это ты расписалась, что тебе одиннадцать лет, не забывай об этом. И не думай больше никого обманывать… У тебя есть деньги на проезд по железной дороге? Нет? Очень хорошо. Тогда приложи еще сюда палец. Потом у тебя удержат стоимость билета. А еда у тебя есть с собой? Нет? Очень хорошо, здесь поставь отпечаток. Тебя всем обеспечат, тебе все дадут в долг: и еду, и проездной билет. Теперь можешь идти. Тебе объяснят, что делать дальше.
— Следующая… Сколько лет? Четырнадцать? Чепуха, тебе только десять… Обмакни в мастику палец, приложи в этом месте.
— Следующая… Сколько лет? Семнадцать? Нехорошо обманывать, за это дракон накажет. Ты же знаешь, тебе только двенадцать… Обмакни палец…
Человек № 726
Первую партию завербованных девочек, в которой была и Мен Хи, отправили на вокзал рано утром в сопровождении вербовщика Мацуки.
Мен Хи никогда не видела железной дороги. Она пришла сюда как в забытьи и теперь стояла, ни на что не обращая внимания. Потом ее втолкнули в вагон, поезд тронулся, в окне замелькали станционные постройки, семафоры, и вдруг стало совсем темно.
Мен Хи ничего не могла понять. Страшный грохот и тряска напугали ее. Появился едкий запах угольной гари, затруднявший дыхание, вызывавший резь в глазах.
Так впервые Мен Хи ехала через туннель, через один из сотен туннелей, пробитых в горах строителями железных дорог Кореи.
Наконец снова появился свет. Поезд тяжело взбирался
Мен Хи посмотрела в окно, и ей стало страшно. Самого моста она не видела, а где-то далеко-далеко внизу пенились воды широкой быстрой реки. Казалось, будто поезд летит по воздуху.
Броситься бы туда, на эти валуны, в эти бурные воды. Страшно! Но поезд уже миновал мост, и видно, как рельсы поворачивают вправо и бесконечными нитями убегают вдаль.
За окном проходят чередой долины, сплошь в зелени рисовых полей, огородов, фруктовых садов, мелькают тутовые и каштановые рощи, словно выбегают навстречу поезду прижавшиеся друг к другу хижины со старыми соломенными крышами. А вокруг горы, горы, горы. И как только петляет поезд меж этих гор? Он едва успевает выбраться на ровное место, и снова они окружают его со всех сторон.
Поезд пришел в Сеул на рассвете.
Сбившись кучкой, настороженно осматриваясь, словно стадо гусей, попавших в незнакомое место, девочки пошли за Мацуки. Шли долго по узким, кривым улицам и переулкам и достигли фабрики, когда солнце поднялось уже высоко.
Это была совсем старая фабрика: несколько узких и длинных деревянных бараков, покосившихся и закопченных, окруженных высоким забором. Под огромным навесом лежали тюки пеньки.
Рабочие сновали по двору, таскали пеньку в цехи, поминутно открывали ворота, чтобы пропустить подводы или грузовые машины.
Почти у самых ворот стояло небольшое здание из красного кирпича. Сюда и повели девочек.
Началась перекличка. Мацуки выкликал девочек, и они отходили в сторону, а конторский чиновник следил по своему списку и ставил черточку возле очередной фамилии.
Когда проверка была закончена, конторщик вернулся за стеклянную перегородку и вызвал к себе первую, стоявшую в списке. Остальные начали тихо перешептываться.
Мен Хи только теперь хорошо разглядела соседок. Пугливые, робкие, как она сама, с заплаканными глазами. Потом она услышала свое имя и пошла за перегородку.
Конторщик сидел на высоком стуле, поджав под себя ноги.
— Фамилия? Сколько лет?.. Что? Тринадцать? Тут написано одиннадцать!
— Ой, да, одиннадцать…
— С первого слова начинаешь обманывать! Берегись!
Конторщик принялся заполнять расчетную книжку. Он долго писал, что-то подсчитывал, вычислял и, наконец, велел Мен Хи сделать на последней страничке оттиск пальца. Потом взял книжку и пошел в соседнюю комнату.
Через минуту опять появился в дверях и позвал Мен Хи. В углу комнаты на циновке она увидела корейца. Лицо у него было густо усеяно следами оспы. В руках он держал ее расчетную книжку.
— Тц-тц-тц, какая ты, — укоризненно причмокивал он, качая головой. — Тц-тц-тц, еще совсем не работала, еще никакого заработка нет, а сколько денег на тебя уже потратили. Ой-ой-ой! За проезд в поезде, за питание в дороге, за перевозку вещей от вокзала до фабрики…
— У меня нет вещей! — удивленно сказала Мен Хи.
— Да, да, да, — улыбнулся он, — тут все записано, ты еще ничего не заработала, а вон сколько тебе уже выдано: на общежитие, на столовую, за тебя уже внесли на процветание великой империи Ниппон. Видишь, как о тебе заботятся. Я сам, можно сказать, рабочий, моих капиталов вложено в фабрику очень мало. Поэтому я забочусь о вас больше, чем о благополучии фабрики. Ты будешь всем обеспечена. Цени это. От тебя требуется только одно: работай и ни о чем не думай.