Тугова гора
Шрифт:
— Стало быть, товар надо переправить, — объяснил купец. — А лодия моя затонула. Такая оказия.
— Слышал о твоей оказии, никому другому но пожелаю быть на твоем месте. Есть у меня суденышко, спущено на воду, на Которосли. Только чем платить-то будешь, купец? До нитки ограблен ты.
Семен Кудимов усмехнулся плутовато: хранился у него на тесемке под рубахой заветный кожаный мешочек.
Когда полоснул его саблей по груди монах Мина, оборвалась тесемка, но не выпал потайной клад на землю, застрял у пояса штанов. Грабители в спешке не догадались ощупать купца, святые духи охранили от
— Сговоримся коли — найду чем платить, наскребу, — сказал он мастеру.
На берегу сговаривались. Судно купцу приглянулось: вроде бы внешне и неказисто, и невелико, но сделано прочно, по всему видать, не осадистое, легким станет на ходу. Посреди челна мачта. Поставил ветрило — и в путь, купец.
Мастер много не запрашивал: понимал, в каком трудном положении оказался торговый гость, сочувствовал. Доволен был Семен Кудимов запросом, но не удержался (ох, она, душа купеческая!) от горестного вздоха; догадывался: простосердечный Еким устыдится того вздоха. И как в руку глядел; сам себе показался мастер нелюдем, татем лесным.
— Ладно, купец, — сказал, — сколь дашь, по-божески…
За половинную цену сторговал Семен Кудимов добротный челн. Обрадованно прикрикнул на Еремейку:
— Живо садись, гони лодию к мосту, там грузиться станем.
Еремейка слова его пропустил мимо ушей, стоял пнем, скреб пятерней в затылке.
— Это ты как? Это почто? — рассердился Семен Кудимов. — Что тебе сказано! Отгоняй, нонче же тронемся.
— Не, Семен Миколаич, послужил я тебе — и будя, — ответил парень. — Отказываюсь быть при тебе. Коли нужно, гони судно сам. Ты вить рвения мово не замечал. A пошто еще князю оговорил: нечестный я?.. Будя!..
— Ну брось, брось. — Купец ласково положил ладонь на крепкое плечо Еремейки. — Кто старое помянет, тому глаз вон. Старые-то счеты к чему сводить? Садись, Еремеюшка, в лодию, поспешать надо. Не ровен час, навалятся татары, так мы по воде-то уж уплывем далеконько. Они по суше от Суждаля двинутся, а мы по воде, сторонкой. Так-то!
— Не, — решительно отказался Еремейка, — к дяденьке Дементию иду, у него ишшо послужить хочу.
И зашагал вверх по обрывистому берегу, оставил растерявшегося купца возле приобретенной им задешево посудины.
Эх, купец, купец, хоть и горько пришлось, не надо было сомневаться в глупом и услужливом парне. Где сыскать теперь охочего до дела помощника, каким был Еремейка? Но и кто знал, что такой увалень— да и обидчив. Беда, купец!
— Постой-ка, малый, — окликнул мастер, нагоняя Еремейку. — К кузнецу Дементию, стало быть, подался?
— К кому же, как не к нему.
— Ну ин пойдем вместе. И у меня к нему забота есть.
4
Невесело гостилось бортнику Савелию у кузнеца. Внучку только мельком
— Ты, что ль, Савелий, бортник, будешь? — спросил.
— Я так… — растерялся старик.
— Ищи тебя. Весь город обежал, хорошо — подсказали люди: у Дементия. Внучка твоя где?
— Здесь внучка. — Савелий метнул испуганный взгляд и а спальный полог в избе. — Да пошто она тебе понадобилась?
Весело и требовательно ответил Топорок:
— Княгиня Марина Олеговна велит звать ее.
Совсем растерялся старый бортник.
— Пошто? Какая вина за ней?
— Того не ведаю. Велено сыскать и доставить.
— Ишь, беда-то. Не одета она, как ей во дворец, — высказал последнюю надежду Савелий.
— Велено привести — и все. Хочет княгиня взглянуть на нее, страдалицу.
— Иди, внученька, — со слезами сказал старик. — Храни тебя бог.
Тронутая нелегкой судьбой девушки, пожелала сердобольная княгиня Марина Олеговна, чтобы привели к ней Россаву. Глядишь, радоваться бы должен, если останется Росинка в княжеском дворце — честь-то немалая! — да и не весь же ей век коротать с дедом в лесу: может статься, понравится княгине, выдаст ее за кого-нибудь из дружинников, будет жить припеваючи. А как ни думай, радости нет: оторвали от сердца кровиночку, ради которой на свете жил.
Дементий — в кожаном, опаленном до желтизны переднике, волосы, чтоб не спадали, стянуты ремешком — расковывал стальную полосу. Савелий бил молотом, куда указывал ручником кузнец; постепенно вырисовывалось из брызжущей искрами огненной полосы лезвие обоюдоострого меча.
Рядом старался Филька. Хоть и пот лил с чумазого, с конопушками, лица, с усердием налегал на рычаг меха, раздувал яркое пламя в горне. Не зря старался отрок, обещал тятька выковать ему по силам настоящий меч — за взрослого стал считать, как побывал Филька в татарском остроге.
А у раскрытых дверей в тени лежал надежный страж серый Полкан. Он и встретил ворчанием подошедших людей.
— Здоровы будете! — приветствовал Еким. — Бог на помощь.
— Спасибо, лодийный мастер. И ты здрав будь, — откликнулся Дементий. Отбросив потемневшую заготовку меча на кучу железа в углу, вышел из кузницы. Вдруг увидел за спиной мастера парня, спросил неласково:
— А ты пошто, непутевый?
— Дык пришел, — растерянно начал Еремейка.
— Вижу, что пришел, — усмехнулся кузнец. — Только как понять — зачем пришел? Купеческие караваны я, чай, не снаряжаю, помощники мне не надобны.
— Оружие мне какое-нито. Уважь, дяденька Дементий.
— Опять купца охранять пойдешь?
— Рассчитался он со своим купцом на моих глазах, — вступился Еким за парня.
Еремейка был донельзя рад поддержке мастера, перешел к деловому разговору:
— Дык как?.. Грамоту писать станем?
— Какую еще грамоту? — удивился кузнец.
— А к тому, как на время я к тебе, чтоб потом не обижался. Ишь ты, у князя-то с обидой какой говорил. Что говорил-то, вспомни.
Кузнец усмехнулся словам парня, взгляд его потеплел.