Тук Тукыч
Шрифт:
Затем в небе разноцветным коромыслом повисает радуга. Ветерок прекращается. Мамед машет рукой и говорит:
— До самого ноября не увидим капли дождя. За лето ещё раза два-три покажется тучка, погремит и уйдёт. Пропадает где-то дождь, до земли не доходит…
Мы гасим костёр, снова кладём верблюдов на землю и усаживаемся. Качаемся вперёд и назад, как на качелях, и едем дальше, в пески, на ферму. Вокруг стоят притихшие травы.
Их, как и нас, обманула эта гроза в пустыне.
< image l:href="#"/>Весна в пустыне
— Как поживает мой друг Мями? — спросил я Султан-Ага, когда мы уселись на ишаков и тронулись из аула в пески.
Я не встречал мальчика больше года и хотел узнать, как он живёт, чем занимается.
Нас окружала кромешная тьма южной ночи, и я не видел даже белой бороды старого чабана. Но мой вопрос, видимо, был приятен ему. Он оживился, крикнул на ишака: «Кхх! Кхх!», поравнялся со мной и сказал:
— Мями — большой человек теперь. В колхозе его ставят в пример другим.
— Чем же он отличился?
— Кхх! Кхх! — снова крикнул Султан-Ага, и ишаки, шедшие рядом, стали чаще перебирать ногами по песчаной тропе. — Мями скоро и без меня сможет ходить за стадом: хороший вырос помощник. Ты увидишь, как он будет завтра сдавать экзамен. Отличился он этой зимой…
И Султан-Ага рассказал мне, как его с Мями застала стужа в горах на границе.
Метель поднялась такая, что скрылись горы: куда ни глянь — одна белая пелена. Свистящий ветер сшибал с ног. Отара сбилась в кучу, овец стало заносить снегом. А тут надвинулась ночь — могли остудиться, пропасть ягнята. А их в отаре больше сотни. Что делать?
Мями растерялся сначала: и туда побежал, и сюда побежал, даже двух овец не приметил, что отбились от стада. А потом подумал, решился и сказал:
— Ты, Ага, оставайся в горах, не давай овцам заснуть, береги их от холода, а я буду носить ягнят в долину, там нет метели.
Султан-Ага одобрил план, и Мями всю ночь провёл на ногах, в тяжёлой работе.
Буря хлестала его в лицо, с тропы можно было сорваться в пропасть, а он ходил и ходил, согревал ягнят своим дыханием и укрывал их одеялами в песчаной яме — мерт-хане.
А Султан-Ага будил овец, не давал им замёрзнуть. Так они и победили непогоду, сохранили всё поголовье овец. Правление колхоза премировало Мями хорошим ружьём.
— Вот какой это человек Мями Оразов! — сказал Султан-Ага в заключение.
Я живо представил себе страшный ночной буран в горах и черноглазого мальчика, прижимающего к груди зябнущих ягнят, и мне захотелось поскорее увидеть маленького героя. Но до отары было далеко.
Ехали мы долго. Старый Ага утомился за день, проведённый в ауле, и захотел спать.
Он растянулся на ослике, почти касаясь земли ногами, положил голову на шею терпеливого животного и мгновенно заснул. Я последовал его примеру, но долго не мог пристроиться на своём ослике. А потом нашёл удобную позу и задремал.
Проснулся я на рассвете от аромата цветов.
Была весна, более жаркая, чем наше подмосковное лето. На песках, которые я видел со спины ослика, тихо качали головками красные маки. А вокруг маков, как на лугу, зеленел дикий ячмень.
Я никогда не был в пустыне в начале апреля, никогда не видал здесь такого изобилия цветов, глядел по сторонам и не мог насмотреться. Цветы, везде цветы!
Но я видел пустыню много раз и знал, что красива она весной очень недолго.
Пройдёт май, в туркменской пустыне станет жарче, чем на экваторе. В знойном, раскалённом песке можно будет сварить куриное яйцо, все цветы поникнут и умрут.
Под Москвой зацветёт черёмуха, на столах появятся букеты сирени, в пионерских лагерях девочки сплетут венки из полевых цветов.
А в пустыне будет скучно и страшно.
Птицы и звери уйдут отсюда к горам и арыкам, где есть вода. Только змеи, черепахи и ящерицы останутся жить здесь. Но на песках они не увидят зелёных побегов. И лишь сухие клубки перекати-поля будут прыгать от ветра по зыбучим пескам, разбрасывая свои семена.
Но сейчас в пустыне было не только красиво. Овцы на каждом шагу могли найти богатый корм.
Я снова подумал о Мями, его работе, об отаре и услыхал, как где-то вдали заблеяла овца.
— Проснись, Ага, приехали! — крикнул я старику.
Султан-Ага выпрямился, спрыгнул с ишака и зашагал рядом со мной, расправляя помятую бороду.
Мями стоял со мной на холмике в окружении маков, ячменя и полыни и, щурясь от солнца, глядел в небо.
Высоко над стадом плавно кружил коршун. Начался весенний окот овец — рождались ягнята, и хищная птица острым глазом выискивала себе добычу.
— Вот я тебя! — крикнул Мями и свистнул.
Коршун недовольно потряс головой и улетел.
Султан-Ага успел переодеться и привести в порядок свою белую бороду.
Выйдя из землянки в новом халате, он сказал торжественно:
— Настал твой день, Мями: прими и осмотри ягнёнка, сам реши: жить ему или умереть?
Мями отошёл к овцам, вокруг которых резвились ягнята. Я спросил старого чабана, что означают его слова.
— Дело это сложное, — сказал старик. — Видишь, Мями стоит и думает, боится ошибку сделать. А ошибаться нельзя: напрасно погибнет животное.
И старый Султан-Ага рассказал мне в то утро много интересного.