Тульский – Токарев (Том 1)
Шрифт:
…Рассказывая обо всем об этом Варшаве, Артур вспомнил странную улыбку Савелова — стало быть, не случайно она тогда показалась жуткой. Но передавать свои эмоции вору Тульский не стал — и так-то обосрался дальше некуда, еще и сопли какие-то показывать…
Варшава долго молчал — они сидели с Артуром на лавочке в садике Академии Художеств. Тульский не выдержал:
— Я ничего не понимаю!
— Это в твоем возрасте нормально, — вздохнул вор.
— Кто сука? Кто? Зачем?
Варшава помолчал, поскреб в затылке. Хмыкнул:
— Если бы мог вот так сразу… жил бы в Гаграх, ходил бы в чесучовом костюме… Все малеха заврались.
Артур поднял голову:
— Так, значит… В смысле это что — разведка какая-то работала?
Варшава усмехнулся со вздохом:
— В смысле… Ну не пятнадцатилетний же паренек в глаженых штанишках?! И менты так не делают. Им подставы делать на квартире партийных деятелей — таких прав никто не выписывал отродясь… Чуйка говорит — чекистские дела. Плохо то, что они пацаненка не к кому-то подводили, а к тебе. Значит — информацию имеют. Конкретную. А это — плохо. Стало быть, тебе надо притихариться… У тебя, долбоебушка, чудом первая судимость не образовалась. А судимость — это штука такая — необратимая. После первой — судьбу уже не перевернешь.
Варшава рассуждал абсолютно здраво и логично, но он ошибся — точно так же, как ошибся Токарев-старший, оценивая историю, приключившуюся с боксером Лехой Суворовым. Варшава не мог не ошибиться. Даже ему, битому и ловленому вору, не могло прийти в голову предположение, что всю комбинацию выстроил и провел один человек — и кто? Несовершеннолетний мальчишка, сын одного из подчиненных товарища Удалова. И не просто подчиненного, а приятеля — они семьями дружили, в гости друг к другу ходили. А сынок подчиненного решил (самостоятельно, не советуясь с отцом) карьеру папе подтолкнуть, освободив один из пролетов партийной лестницы…
Опытнейший розыскник и засиженный вор в разное время и в разных ситуациях ошиблись на одном и том же человеке. Ошибившись, они не почуяли, что в неформальном пространстве Питера зажигается новая «звезда» — абсолютно невидимая, а потому — особенно страшная…
Токарев
Говорят, что ожидание праздника доставляет намного больше положительных эмоций, чем сам праздник. Ведь ожидание — это всегда «мечтание», а мечта — она мечта и есть, она идеальнее и красивее реальной жизни. В канун праздника человеку подсознательно грезится чудо, которым праздник может стать, — и, как правило, он им не становится. К тому же в России праздник чаще всего оборачивается горьким похмельем, а канун — канун как раз заканчивается
Артем любил суетливые предпраздничные дни — и времени больше оставалось свободного, и люди как-то наэлектризовывались, и вообще — жизнь становилась какой-то другой, в нее словно входил какой-то дополнительный смысл. 6 ноября тренировка у Токарева-младшего закончилась почти на час раньше, чем обычно. Тренеры — тоже люди, им тоже надо было подготовиться к наступавшим ноябрьским. Точнее, не подготовиться, а «прорепетировать» — судя по количеству бутылок, которые Артем успел углядеть в тренерской. Ну и чудесно — будет время с Анькой встретиться — и в конце концов решить, чем и где развлекать себя после демонстрации. Задумавшись, Артем шел через Румянцевский сад, где на лавочках кучковалась и шушукалась василеостровская шпана. Токарев многих из них знал — совсем своим для ватажников он, разумеется, не был (все-таки сын мента и сам мент будущий), но и за чужака его не держали — Артема абсолютно устраивали такие отношения вежливого и, в общем, доброжелательного нейтралитета.
Его заметили. Лидер группы, девятнадцатилетний парень по прозвищу Вата, сказал что-то негромко и кивнул на Артема. Парнишка помладше (по прозвищу Хабарик), сидевший на спинке скамьи, ловко оттолкнувшись, бросился прямо под ноги Токареву — с таким видом, будто потерял что-то на дорожке. Артем ловко отскочил в сторону, Хабарик, под негромкие смешки дружков, выпрямился лицом к лицу с Токаревым и в своеобразной «манэре» поздоровался:
— Выше знамя советского спорта! Артем покачал головой:
— Вот ты под колеса швыряешься — а мне из-за тебя сидеть!
Шпана шутку оценила, и смешки стали громче. Хабарик насупился:
— Жути нагоняешь, Артем Батькович?!
Токарев-младший очень не любил, когда ему даже в легкой форме намекали на то, что он, дескать, всегда может спрятаться за спину папы-милиционера, а потому мгновенно ощетинился:
— А при чем здесь «батькович»? Вата спрыгнул со скамейки и, нагоняя солидность голосом, погасил преддверие конфликта:
— Борща!
Артем спокойно пожал протянутую Ватой руку. Постояли, перебросились несколькими ничего не значащими «светскими» фразами. Потом Вата, склонив голову набок, вдруг выдвинул неожиданное (похоже, и для самого себя) предложение:
— Артем, мы тут порешили к Александровским набежать… Айда?
Токарев усмехнулся сам про себя: всяк готовится к праздникам по-своему — василеостровская шпана решила подразмяться на петроградской — а после удачного «рейда», и праздник станет веселее — будет чем перед девчонками понтануться… Артем хорошо знал, чем заканчиваются такие набеги одной шпанской ватаги на другую — нормальный человек в этом вряд ли бы углядел что-либо веселое…
— И чем провинились? — спросил Токарев из вежливости, зная, в общем-то, что для набега особой причины не нужно — нужно, чтобы настроение было.
Вата хмыкнул:
— А в изложении на заданную тему много клякс понаставили…
Артем кивнул, признавая серьезность повода, и улыбнулся:
— В троллейбусе все не поместимся… Это был вежливый отказ, но Вата сделал вид, что не понял, и продолжал настаивать:
— Петроградские — тоже не «первый класс, вторая четверть». А у тебя — навык. Айда?..