Тульский-Токарев. Том 2. Девяностые
Шрифт:
Сов. секретно.
Экз. единственный.
Подписка
Я, Старчев Геннадий Фоимович, даю настоящую подписку в. том, что добровольно обязуюсь сотрудничать с органами внутренних дел. Сообщать о всех мне ставших известными замышляемых и совершенных преступлениях.
С правилами конспирации и способом экстренной связи ознакомлен.
Свои сообщения буду подписывать псевдонимом Дитя.
Написано собственноручно.
12
Старчев.
Вор с интересом глянул на начальника розыска:
— И все-то ты знаешь, Токарев! Только причем тут это?
— Да так… Показываю, что владею оперативной обстановкой на вверенной мне государем территории.
— А никто и не сомневался!
— Ладно… Если конкретные мысли появятся — дай знать…
Попрощались. Уходя, Варшава, как всегда, не смог не окликнуть:
— Токарев! А ведь будет фарт с тобой — посадишь?
— А я и не скрываю! — откликнулся Василий Павлович.
— Ну-ну, — пробурчал вор и, дойдя уже до Горного института, неожиданно сердито гаркнул:
— «…И старуху мать, чтоб молчала, блядь!»
Варшава сам от себя и не ожидал, что так близко к сердцу принял последние слова Токарева. Мог ведь, собака легавая, хотя бы из вежливости ответить вроде того, что, мол, да брось ты, — так нет же!
Через несколько часов вор собрал у себя честной народец — то есть всех, кто сбрасывал документы Есаулу.
Речь свою Варшава начал с обращения:
— Джентльмены!..
Кратко изложив суть претензий угрозыска, вор перешел к опросу;
— Ну, и какие будут мнения? Мнения были немудреные:
— …Чтоб у суки этой хуй на лбу вырос, покалечу ту иуду!..
— …Легавые сами зарапортовались!
— …Токаревские прокладки, — говорил я, что любые темы с уголовкой карцером попахивают?!
…И так далее — как и на любом производственном собрании, эмоций было много, а конструктивных предложений — ноль.
— Хорош шипеть! — цыкнул раздраженно Варшава. — Сам Токарев подбрасывать эту ерунду нам не стал бы!
— Ага! — ухмыльнулся по-жигански засиженный карманный вор Тихоня. — Говорила мене мать — не водись с ворами!
Варшава коротко глянул на него и повысил голос:
— Не стал бы! А среди нас — тоже полоумных не замечено. Стало быть, кто-то…
— Подставил! — ахнул от догадки Есаул. Вор поводил раздумчиво головой на реплику старого приятеля:
— Ну, на сурьезные проблемы этим не подставишь — чай, не при Иосифе Грозном живем… И не на оккупированной территории… Хотя — клин, конечно, лишний промеж нас с уголовкой таким манером вбить можно… Подставил… Дали себя подставить! Кто мог узнать, что мы сбросы делаем? Вот тот и пошутковал. Манера у него такая — он, я же говорил, даже пятки тому терпиле треугольником расписал — типа того, что, мол, блатные куражились…
— Если найдем — так я ему жопу на британский флаг порву, — уже серьезно, при общем молчании пообещал Тихоня.
— Если!!! — ощетинился Варшава. — Если… Думайте, кто чего видел, кто чего слышал. Знаю — если кого Баба-яга за язык дернула — вслух не скажет. Пусть тогда ко мне приватно подойдет, я сор выносить не буду…
Озадаченно шушукаясь, все разошлись, но минут через пятнадцать к Варшаве вернулся Есаул и признался, густо краснея и запинаясь:
— Сразу-то как-то и не вспомнил… Я — старый каторжанин, а тут… Тебе скажу. С месяц назад дело было. Выпивал я раз сильно, и знаешь, с кем? С племянником. Он с Перми. Работает там опером. В Питер редко-редко приезжает. Хороший такой пацан — все мне рассказывает, что надо, мол, по закону, без рукоприкладства… Советуется со мной. Ну, по-человечьи… И вот я ему и рассказал — ну, для примера, как наш мир иной раз может и с уголовкой договориться… Потому что на его территории в Перми как раз и баня есть… Помянул я — сам знаю, что косяк, — и тебя, и Токарева… Объяснил, где тайник у нас и для чего по такой системе запустить карусель решили…
Варшава раздраженно слушал и не понимал:
— И что? Этот племяш твой с Перми сюда обратно приехал и учудил все это?!
— Господь с тобой! — Есаул даже руками всплеснул и продолжил: — Дело-то уже после закрытия бани было… Потому говорили свободно, громко, а потом я — глядь: а в соседней кабинке паренек еще трется… Такой — никакой… И как он проскользнул? Я же всех выпроводил… Вот он-то всю историю и мог слышать. Такая вот канитель.
Вор подобрался, почуяв след:
— Так, а что мы про него знаем?
— Ничего…
— Ну, как он выглядел-то? Манеры? Есаул задумался:
— Не с нашего огорода. Это — сто пудов. Блеклый такой, улыбка заискивающая… Я потому и значения не придал…
Варшава снова начал злиться:
— Какой «блеклый»?! Мы что с тобой — художники? Опиши!
У Есаула от напряжения даже лоб бисеринками пота покрылся:
— Ну… помнишь фильм «Адъютант Его Превосходительства». Там в контрразведке был такой офицерик молоденький, он кого-то там замучил, а ему потом полковник сказал: «Я сомневаюсь, подпоручик, была ли у вас мать…»
— И?..
— Вот у паренька — навроде такие же глаза.
Варшава устало дотряс в свой стакан пену из бутылки «Жигулевского»:
— Эх…
Вор отхлебнул и вдруг выпрямился:
— Глаза пластмассовые?
— Нет, он — зрячий!..
Варшава завертелся, отставив стакан:
— Блядь, ну — как у куклы, которая моргает, когда ее качаешь?
— Во-во… навроде того…
— Во-во!!!! Эх, Есаул!!!
Вор от огорчения даже вскочил и забегал по комнате, а его приятель с опасливым удивлением смотрел на него.
— Ты что, его знаешь?
— Ни ухом ни рылом — но так хочу познакомиться!!!
— Объясни толком.
Варшава снова присел за стол, подпер голову кулаком:
— Объясняю. Еще раз увидишь его в бане… хоть в пиво что подмешивай, хоть бутылкой по затылку — это тебе на усмотрение… а потом — мухой за мной. Кровь Проблемы на нем. Остальное тебе надо?
Потрясенный Есаул молча покачал головой, а Варшава так расстроился, что даже не стал костерить приятеля за запаленную систему главпочтамта…