Туманная река 4
Шрифт:
— Только не по лицу, мне ещё на гастроли ехать в Прибалтику, — пробормотал я.
— Давай Бобёр ещё банку! — Закричали на трибунах. — Шайбу! Шайбу! Шайбу! — Раздалось дружное скандирование с противоположной стороны.
Судья встречи въехал в левый круг вбрасывания. Я же встал на точку напротив этого самого Гаврилы. Хоккейный снаряд из рук судьи резко полетел вниз. Моя реакция вновь оказалась выше, и черный резиновый диск отскочил на клюшку Боброву. И тут я увидел, что Гаврила взяв клюшку за черенок двумя руками, как это делают при жиме штанги, со всей удалецкой дури двигает мне примерно в район скулы. Я резко присел. И грубиян с клюшкой
А в это время Бобров с шайбой прошёл вдоль левого борта и выкатился за ворота. Корнеев ожидаемо полез на «пятак». Я развернул корпус в левом круге вбрасывания в ожидании скидки от Всеволода Михайловича, что он и сделал, когда чуть-чуть выехал с правого края. Но какой-то самоотверженный ленинградец, вытянувшись на льду, прервал передачу, и резиновый диск полетел в кучу малу прямо на пятачок. Там шайба ударилась в чью-то ногу, затем в щиток вратаря, опять в ногу, потом в клюшку, наконец, гамлетовские метания спортивного снаряда закончились за линией ворот Ленинградского «Кировца».
— Шайба забита ногой! Товарищ судья! — Кинулись игроки из города на Неве на рефери ледового поединка.
— Тут без видеоповтора не разобраться, — бросил я Севе Боброву, который подъехал ко мне, и тяжело выдохнул.
— Без чего? — Не понял меня ветеран советского спорта.
— Без видеоповтора, — повторил мои слова Корнеев. — Он у нас начитанный, — кивнул Юра на меня.
— Да бывает, почитываю фантастику в свободное от хоккея время, — улыбнулся я.
Между тем судья матча хотел было отменить гол, но кто-то из ленинградцев, не от большого ума, исподтишка ткнул его клюшкой в ногу. Мужик в чёрно-белом полосатом свитере дунул в свисток и указал на центр. После ещё пяти минут разговоров, криков и ругательств, диктор по стадиону объявил:
— Шайбу с подачи Боброва, забил нападающий Корнеев! Счёт в матче 5:3 в пользу команды «Молот» Пермь.
— Молодцы мужики! — Ликовал за нашими спинами на скамейке запасных тренер Костарев. — По-нашему запихали, по-рабоче-крестьянски!
— А ничего, что я из творческой интеллигенции? — Поинтересовался я.
— Из «прослойки», — уточнил Корней.
— Да и х… с ней! — В глазах Виталия Петровича загулял огонек шального игрового азарта. — Нужно мужики ещё парочку до перерыва заковырять. Смена! — Скомандовал он следующей тройке нападения.
— Ну, как я кладу? — Улыбнулся Корнеев.
— Раз в игре и палка стреляет, — пробубнил я.
В раздевалке после сирены на второй перерыв стояла праздничная атмосфера. Хоккеисты «Молота» весело переговаривались и смеялись. Ещё бы счёт 7:3 перед заключительной двадцатиминуткой — это «не баран чихнул». И выход в четвертьфинал однозначно у себя дома сочтут за успех. Тогда заводское начальство подкинет премию, почётную грамоту или просто какой-нибудь дефицит.
Только меня вся эта эйфория немножко угнетала. Ведь моя цель была дать бой ЦСКА, «Кировец» при всём уважении — это просто тренировка в обстановке приближенной к боевой. Я подошёл к главному тренеру.
— Виталь Петрович, — шепнул я ему. — Давай третий тайм поиграйте без нас.
— А может, ещё парочку закатите? — Растерялся Костарев.
— У Севы колено раздуло, как
— Хорошо, в третьем тайме отдыхайте, — грустно пробормотал тренер.
— И ещё приобрети уже магнитики и маленькое металлическое хоккейное поле к следующей тренировке, а то я скоро охрипну комбинации объяснять, — я пожал руку Виталию Петровичу.
После игры, которая закончилась со счётом 8:4, я быстро заскочил в душевую, которая граничила с нашей раздевалкой. Пару раз окатил себя холодной водой, по сути, размазал грязь по телу. И побросав хоккейную экипировку в баул, и накинув на себя одежду, поспешил что-нибудь купить к ужину. Захотелось порадовать деликатесами своих соседей по квартире и похвастаться первой хоккейной викторией.
Но в СССР если до двадцати ноль-ноль в магазин не успел, то ужинать придётся тем, что осталось от завтрака и обеда. К сожалению, в этот вечер двери в универсам закрыли прямо перед моим носом. И в новостройку на Щелковском шоссе я приехал со смешенными чувствами. С одной стороны — победа, с другой, чем утолить свой юношеский голод — оставалось загадкой.
«Ладно, придётся к Вадьке с Тоней напроситься в гости», — думал я, открывая дверь в квартиру. Неожиданно для себя, войдя в прихожую, я услышал музыку из магнитофона Толика Маэстро, которая доносилась с кухни. Я снял ботинки и растеряно заглянул узнать, что там у нас сегодня за праздник?
Магнитофон лежал на кухонном столе, рядом стояла ополовиненная бутылка «Советского шампанского». В чайных чашках, скорее всего, был не чай. А на плите, в противне покоилась тушка запечённой курицы. Слюноотделение, которое многократно усилилось, удалось сдержать во рту в самый последний момент. За столом сидели две «кумушки» в праздничных платьях Нина Шацкая и Света Светличная. Громкая музыка надо понимать беседе была не помехой.
— А у нас девичник, по поводу рождения нового театра! — Заявила немного раскрасневшаяся Шацкая.
— Как сыграли, какой счёт? — Поинтересовалась Светличная.
— Восемь — четыре, в нашу пользу, — пролепетал я, упрямо косясь на курицу.
— Тогда давай за стол! Дрябнем за победу! — Подмигнула мне Нина.
— Сейчас, только помоюсь, а то на стадионе воды горячей не было, — я ещё раз сглотнул накопившуюся во рту слюну.
Лишь через двадцать минут, чистый, сытый и в целом довольный своей жизнью, слушая новости и сплетни от двух чуть-чуть захмелевших актрис, я принялся варить в турке кофе. Оказывается, за день произошло следующее: заявка на регистрацию театра была успешно подана, премьера для чиновников из министерства культуры должна была состояться в этот четверг, Санька ушёл по бабам тоже до четверга, точнее к Маше, Светка влюбилась в одного мрачного типа, Высоцкий со дня на день разводится, а Нинка наоборот собирается замуж.
— Жизнь бьёт ключом, — сказал я, разливая по чайным чашкам свежесваренный кофе.
— Богданчик, а расскажи нам пожалста, — заулыбалась Нина Шацкая, плохо проговорив последнее слово. — Как ты так всё быстро сочиняешь? И пьесу написал сам? И про Горидзе Аваса сочинил прямо при нас за пять минут?
— И песни прекрасные пишешь? — Добавила более сдержанная и скромная Светличная.
— А вам какой ответ нужен — честный? Или можно соврать так, чтобы было более-менее правдоподобно? — Я отхлебнул кофейку.