Туманные тёмные тропы
Шрифт:
– И так естественно выглядит, – добавил он. Сам он видел тегарцев только на научных мероприятиях; тегарский язык учёному нельзя не знать, это один из двух международных языков научной мысли. Почти всё Северное полушарие Старого Мира выбрало когда-то для этой цели тегарский, а остальной мир – язык ронно. Так они и соперничали многие века, но так никто и не победил.
Заглядение! В Тегароне принято прикрывать всё тело даже летом, и аборигены достигли неплохого компромисса: говорят, что даже в их сложной одежде летом не жарко. Сейчас Тевейра в брюках, короткой рубашке с поясом и верхнем платье. В покрое платьев женщины проявляли полёт фантазии, каких только платьев он ни видел!
Что под рубашкой у Тевейры, доктор не знал. Если память не подводит, там должен быть светлый пояс, что-то вроде верхней части тефана – широкая полоса ткани. Раздеваться дальше пояса нельзя даже на пляже.
– А мне нравится! Я видела туристов в чём-то таком, мы даже смеялись, сто одёжек в такую жару! А в нём удобно. – Тевейра смотрелась в зеркало, поворачиваясь так и сяк. – А вам? Вам удобно? Доктор, ну не переживайте, не пропадут ваши вещи! – Она не иронизировала. А вот Мерона не пропускала случая пройтись по «нежной привязанности к барахлу». – Сейчас отдохнём, приедем и заберём всё.
– Боюсь, что нескоро. – И Майер пояснил ей, что к чему. Тевейра пришла в восторг.
– У нас время есть?! Давайте тут останемся до завтра! Вот прямо тут, а? Тут так всё запросто, и столько людей! Главное, что у мамы всё хорошо, и что она знает, что у нас хорошо.
Майер медлил с ответом. Хотелось ответить «да», но его тяготили разные мысли, и самая неприятная была: «Кто за ней охотится?».
– Мама о чём вас просила? – Тевейра понизила голос, взяв его за руки. – Сидеть тихо, да? Мы будем сидеть очень тихо! Я чую неприятности, и вы тоже, да? Вот и скажите, нам сейчас нужно куда-то бежать и прятаться?
– Нет, – признал Майер. Шестое чувство, или что там живёт пониже спины, не подводило никого из их «шайки», как назвала её когда-то Мерона. То, что ему теперь первым делом приходила на ум Мерона, Майер уже не удивлялся.
– Не нужно. – Тевейра улыбнулась ему. – Нет, целовать не буду, даже не просите. Вечером, и только если заслужите!
– И как заслужить?
– Вот сами и думайте! Всё. – Она перестала дурачиться, и стала ещё привлекательнее. Такая задумчивая, тихая. Мерона отличалась, она никогда не была застенчивой. А Тевейра иногда кажется очень застенчивой и очень-очень ранимой. Хотя язычок у неё такой острый, и ужалит не задумываясь.
– Айри, она там, и ей сейчас гораздо лучше. – Тевейра прижалась к его груди. – Она не думает о том, что мы с вами вместе. Правда. А я здесь, и с вами. Почему я всегда должна напоминать об этом?! – Она отступила и с размаху ударила его в грудь кулаками. – Я всё время знала, когда вы думали обо мне. А она знает, когда вы думаете о ней. Отстаньте, – не позволила обнять себя. – Вы не со мной сейчас. А я не игрушка! Только попробуйте обидеться!
Майер отошёл к окну «примерочной». Им дали пустующий кабинет, чтобы они могли переодеться и привести себя в порядок.
– Вы так свободно говорите по-тегарски. – Доктор обернулся. Мерона уже бы… Стоп! Хватит! – Я вот читаю свободно, а говорю ужасно, так мне сказали.
– Я знаю шесть языков, – улыбнулась Тевейра. – Я вообще столько всего выучила, до сих пор не пойму, зачем.
Мама её очень отговаривала, когда Тевейра сама попросилась в Aenin Rinen. «Пока ты не встретила свою первую луну, – такая отговорка была у мамы, – ты ещё маленькая обсуждать это». Но дочери она особенно
– Мы делаем людей лучше, – говорила мама, – мы не выполняем их низкие желания. Иногда им кажется, что выполняем, но только потому, что другого им в голову ещё не может прийти.
– Мама, разреши мне! Я уже большая, ты сама говорила, что я уже выросла! – просила её Тейвера.
– У тебя не будет детства, понимаешь, милая? Если ты согласишься, уже ничего не будет, – отговаривала её Мерона. – Вначале у тебя будет десять лет одного только обучения, очень трудного! И нельзя отступать, нельзя чего-то не достичь. И главное, ты должна любить людей. Ты должна понять, что они не могут делать зла, понимаешь? Они могут сделать больно, поступить так, что иногда захочется их убить, но когда подумаешь, ты поймёшь, что люди не совершают зла. Они придумали зло, чтобы оправдать свою слабость. Люди не всегда хотят быть хорошими, не хотят становиться людьми. И это их право, каждый человек сам отвечает за свою жизнь.
– И я, мама?
–И ты, – она обняла её тогда, – я помогаю тебе, и всегда буду рядом, если нужно. Но ты сама живёшь и сама за всё отвечаешь. Это нужно понять. Подумай, родная. Давай ты подумаешь месяц, а потом снова поговорим.
Месяц был просто ужасным. Во-первых, обоняние и остальное так обострилось! И когда мужчины или даже мальчишки бывали поблизости, внутри что-то отзывалось, откликалось, и иногда ужасно пугало. Её обижали за этот месяц особенно много, и в школе, и во дворе, и даже в гостях, они с мамой дружили с тремя очень приятными семьями, а Тевейра, хоть и тихоня, всегда была заводилой во всех играх. И все как с цепи сорвались!
– Не беда, – сказала мама, – ты стала взрослой, ну не совсем ещё, но самое главное с тобой случилось. Просто они так на это реагируют. Ты изменилась.
И Тевейра теперь, как заклинание, говорила «Все люди хорошие», даже когда ей было ужасно обидно, и хотелось кого-нибудь загрызть! А когда было тяжелее всего, она убегала во двор к камшеру – маленькому островку Леса, ведь в сам Лес её одну не пускали, она говорила с деревом-великаном, и ей становилось легче.
Через месяц мама снова спросила её. Как и обещала. Тевейра хорошо подумала, ей было жалко их игр и всего такого, но она видела, что маме нужна помощь, что мама очень-очень устаёт на видной всем работе, и особенно на этой, тайной…
Тевейра согласилась. А потом много раз жалела о выборе, особенно пока училась, чего уж скрывать! Жалела, потом отдыхала, и переставала жалеть. Есть такие занятия, которые считаются у многих грязными и вообще позорными, хотя грязь там (пусть мерзкая и на вид, и на запах) простая, которую можно легко смыть и убрать; смыл водой – и нет её, и всё чисто. Но устаёшь от неё очень сильно! А вот та грязь, которая становится частью человека… «Её не отмыть снаружи, – говорила мама, – её можно преодолеть, счистить только самому человеку. Но немногие хотят. А когда видишь мир сквозь грязь, он весь кажется грязным. Вот и весь секрет, моя милая. Мир чистый, и он может для нас всё, но нужно видеть его чистым и не думать плохо».