Туманы Авалона
Шрифт:
Никогда нога ее не ступала на тот, другой остров – не считая коронации Артура и еще, быть может, того дня, когда туманы расступились и Гвенвифар каким-то образом прошла сквозь них. Но теперь, обдумав все, Моргейна вызвала ладью, а когда та появилась, послала ее в туман; когда ладья скользнула навстречу солнцу, Моргейна увидела лежащую на водах Озера тень церкви и услышала отдаленный звон колоколов. Моргейна заметила, как съежились ее верные спутники при этих звуках, и поняла, что туда они тоже за нею не последуют. Что ж, значит, так тому и быть. Впрочем, она совершенно не желала, чтоб
Всего каких-нибудь сто лет назад, если не меньше– на Авалоне уж точно меньше, – эти миры начали расходиться. И однако, этот мир уже совсем иной".И деревья, и тропа – все было не таким. Моргейна в изумлении остановилась у подножия небольшого холма – ведь на Авалоне не было ничего подобного! Она почему-то считала, что земля будет той же самой, только здания будут иными: в конце концов, это ведь один и тот же остров, разделенный магией надвое… но теперь Моргейна убедилась, что здесь все было совсем не так.
А потом, спускаясь по склону холма к небольшой церквушке, Моргейна увидела процессию монахов, несших гроб.
«Так значит, мое видение было истинным, хоть я и сочла его всего лишь сном».Моргейна остановилась, а когда монахи, несшие тело, задержались, чтоб немного передохнуть, она, подойдя, откинула покрывало с лица покойника.
Лицо Ланселета было осунувшимся и морщинистым – с тех пор, как они расстались, он очень сильно постарел. Моргейне даже не хотелось думать, на сколько же лет он постарел. Но это лишь на миг привлекло ее внимание – а потом Моргейна увидела, что на лице Ланселета запечатлелся необычайный покой и умиротворение. Ланселет, улыбаясь, глядел куда-то вдаль. И Моргейна поняла, куда устремлен его взор.
– Так значит, ты наконец-то отыскал свой Грааль, – прошептала она.
– Ты знала его в миру, сестра? – спросил один из монахов, несших гроб. Моргейна поняла, что он принял ее за монахиню – видимо, из-за темного скромного одеяния.
– Он был моим… моим родичем.
«Моим кузеном, возлюбленным, другом… но все это было давным-давно. А в конце пути мы сделались служителями божьими».
– Я слыхал, что в былые дни, при дворе короля Артура, его звали Ланселетом, – сказал монах. – Но здесь, в монастыре, мы называли его Галахадом. Он много лет прожил среди нас, а несколько дней назад принял священнический сан.
«Ах, кузен мой! Сколь же далеко ты зашел в поисках бога, что мог бы оправдать твои надежды!»
Монахи вновь подняли гроб на плечи. Тот, что беседовал с Моргейной, сказал: «Молись за его душу, сестра», – и Моргейна склонила голову. Она не ощущала горя – по крайней мере, сейчас, пока еще помнила лежащий на лице Ланселета отблеск нездешнего света.
Но она не пошла следом за ними в церковь. "Здесь завеса истончается. Здесь Галахад преклонил колени, и увидел свет Грааля, хранившегося в другой церкви, на Авалоне, и потянулся к нему, и шагнул сквозь пропасть, разделяющую миры, – и умер…
И здесь же Ланселет наконец-то последовал за сыном".
Моргейна медленно пошла дальше по тропе. Она уже почти готова была отказаться от своего замысла. Какое это теперь имеет значение? Но когда Моргейна остановилась в нерешительности, старик садовник, возившийся на клумбе неподалеку от тропы, поднял голову и заметил ее.
– Я тебя не знаю, сестра. Ты нездешняя, – сказал он. – Ты паломница?
Можно было сказать и так – в определенном смысле слова.
– Я ищу могилу моей родственницы – она была Владычицей Озера…
– А, конечно! Это было очень, очень давно, – отозвался садовник, – еще при нашем добром короле Артуре. – Ее похоронили вон там, чтоб паломники, приплывающие на остров, могли видеть могилу. А оттуда по тропе можно добраться до женского монастыря. Если ты голодна, сестра, там тебя покормят.
«Я что, докатилась до того, что уже напоминаю побирушку?»Но старик не имел в виду ничего дурного, и потому Моргейна поблагодарила его и двинулась в ту сторону, куда он указал.
Артур построил для Вивианы воистину величественную гробницу. Но самой Вивианы здесь не было – лишь ее кости, медленно возвращающиеся в землю, из которой вышли… «И наконец-то ее дух, и тело снова в руках Владычицы…»
Ну, какое это имеет значение? Вивианы здесь нет. И все же, когда Моргейна остановилась у могилы и склонила голову, по лицу ее потекли слезы.
Через некоторое время к Моргейне подошла женщина в темном платье, не отличимом от платья самой Моргейны, и с белым покрывалом на голове.
– Почему ты плачешь, сестра? Та, что лежит здесь, обрела покой и ушла к Господу. Не стоит горевать о ней. Или она приходилась тебе родней?
Моргейна кивнула и опустила голову, пытаясь унять слезы.
– Мы всегда молимся о ней, – сказала монахиня, – ибо, хоть я и не знаю ее имени, говорят, что в минувшие дни она была другом и благодетельницей нашего доброго короля Артура.
Монахиня склонила голову и забормотала какую-то молитву, и в тот же самый миг зазвонил колокол. Моргейна отпрянула. Неужто вместо арф Авалона Вивиане суждено слышать лишь колокольный звон да скорбные псалмы?
«Вот что бы мне никогда не пришло в голову, так это то, что я буду стоять бок о бок с христианской монахиней и молиться вместе с ней».Но потом Моргейне вспомнились слова Ланселета – те, что произнес он в ее сне.
«Возьми эту чашу – ты, что служила Богине. Все боги суть один Бог…»
– Пойдем со мной в монастырь, сестра, – предложила монахиня и, улыбнувшись, мягко коснулась руки Моргейны. – Ты, должно быть, устала и проголодалась.