Туманы Авалона
Шрифт:
И даже если бы Вивиана поняла все, проникнув в ее мысли и узнав все то, что Игрейна не могла заставить себя произнести вслух, жрица посмотрела бы на нее с состраданием, даже с толикой жалости; но передумать бы не передумала и меньшего бы от Игрейны не потребовала. На ее памяти, сестра частенько повторяла: «Пытаясь избежать назначенной судьбы или отсрочить страдания, тем самым ты обрекаешь себя на удвоенные муки в следующей жизни». Тогда Вивиана еще надеялась, что Игрейна станет жрицей.
Так что молодая женщина не произнесла ни слова, но лишь обожгла Вивиану взглядом, смиряя обиду последних четырех лет, в течение которых
– Послушай меня, Игрейна, – проговорил Мерлин. – Я – твой отец, хотя это и не дает мне никаких прав, царственностью наделяет кровь Владычицы, а в твоих жилах течет древнейшая королевская кровь, передаваемая от дочери к дочери Священного острова. Среди звезд начертано, дитя, что лишь король, принадлежащий к двум королевским родам: к королевскому роду Племен, поклоняющихся Богине, и к королевскому роду тех, кто глядит в сторону Рима, исцелит нашу землю от войн и распри. Мир настанет, когда эти две земли смогут жить бок о бок, – мир достаточно долгий, чтобы крест и котел тоже успели примириться. Во время такого правления, Игрейна, даже те, кто следует за крестом, обретут знание таинств, чтобы утешаться в беспросветной жизни страданий и греха и веры в то, что за одну краткую жизнь приходится выбирать между адом и небесами – на целую вечность. А в противном случае наш мир сокроется в туманах, и пройдут сотни лет, возможно, даже тысячи, на протяжении которых Богиня и Таинства будут забыты в роду людском – если не считать немногих избранных, способных странствовать между мирами. Допустишь ли ты, чтобы Богиня и ее труды исчезли из мира, Игрейна, – ты, рожденная от Владычицы Священного острова и Мерлина Британии?
Игрейна потупилась, усилием воли отгораживаясь от нежности, звучащей в голосе старика. Молодая женщина всегда знала – сама по себе, а вовсе не с чьих-то слов, – что Талиесин, Мерлин Британии, разделил с ее матерью крохотную искорку жизни, что дала бытие ей, Игрейне, но дочери Священного острова о таких вещах говорить не полагается. Дочь Владычицы принадлежит одной лишь Богине и тому мужчине, которому Владычица доверит дитя, – как правило, это ее брат и очень редко – зачавший ребенка мужчина. Тому есть причина: никто из искренне верующих не дерзнет назвать себя отцом ребенка Богини, а таковыми считаются все дети, рожденные Владычицей. То, что Талиесин сейчас прибег к такому доводу, потрясло Игрейну до глубины души, но одновременно и растрогало.
– В Пендрагоны можно избрать и Горлойса, – тем не менее упрямо проговорила Игрейна, отводя глаза. – Не верю, будто этот ваш Утер так далеко превосходит всех прочих сынов человеческих, что только он один на эту роль и годится! Если вам нужен Пендрагон, почему бы вам не пустить в ход заклятия и не сделать так, чтобы Горлойса избрали военным вождем Британии и Великим драконом? А когда у нас родится сын, вы получите своего короля…
Мерлин покачал головой, но заговорила опять Вивиана, и этот тайный сговор еще больше рассердил Игрейну. С какой стати они сообща интригуют против нее?
– Ты не родишь Горлойсу сына, Игрейна, – мягко проговорила Вивиана.
– А ты разве Богиня, чтобы от ее имени распределять между женщинами дар материнства? – грубо отпарировала Игрейна, сама зная, что слова ее звучат по-детски. – У Горлойса полно сыновей от других женщин, почему бы и мне не подарить ему сына в законном браке, как ему хочется?
Вивиана не ответила. Она встретилась взглядом с Игрейной и очень тихо произнесла:
– Ты любишь Горлойса, Игрейна?
Игрейна уставилась в пол.
– Любовь здесь ни при чем. Здесь затронута честь. Он был ко мне добр… – Молодая женщина умолкла на полуслове, но мысли удержу не знали. «… Был добр ко мне, когда я не знаю, куда податься, – одна, всеми покинутая, – и даже вы бросили меня, предоставили моей собственной судьбе. При чем тут любовь?» – Здесь затронута честь, – повторила она. – Я перед ним в долгу. Горлойс позволил мне оставить Моргейну – единственное мое утешение в беспросветном одиночестве. Он был добр и терпелив, а для мужчины его лет это непросто. Он мечтает о сыне, для него сын – смысл жизни и вопрос чести, и я ему не откажу. И если я рожу сына, он будет сыном герцога Горлойса и никого иного. И в этом я клянусь – огнем и…
– Молчи! – Голос Вивианы, точно оглушительный лязг большого колокола, заставил Игрейну испуганно умолкнуть. – Велю тебе, Игрейна: не клянись или навеки запятнаешь себя клятвопреступлением!
– А с какой стати ты так уверена, что я не сдержу клятву? – вознегодовала Игрейна. – Я лгать не обучена! Я тоже дочь Священного острова, Вивиана! Пусть ты мне старшая сестра, пусть ты жрица и Владычица Авалона, но я не позволю обращаться с собою, точно с лепечущим младенцем вроде вот Моргейны, которая ни слова не понимает из того, что ей говорят, и в клятвах ничего не смыслит…
Моргейна, заслышав свое имя, резко выпрямилась на коленях у Вивианы. Владычица Озера улыбнулась и пригладила темные волосенки.
– Ты зря считаешь, будто маленькая ничего не понимает. Младенцы знают больше, чем нам кажется: что у них на уме, они высказать не могут, вот мы и полагаем, что думать они якобы вообще не умеют. А что до твоей малютки… ну, это все в будущем, и при ней я говорить не стану; но кто знает, пожалуй, в один прекрасный день и она тоже станет Верховной жрицей…
– Ни за что! Даже если мне придется принять христианство, чтобы этому помешать! – бушевала Игрейна. – Ты думаешь, я позволю тебе злоумышлять против жизни моего ребенка, как ты злоумышляла против меня?
– Спокойно, Игрейна, – вступился Мерлин. – Ты свободна, как свободно любое дитя Богов. Мы пришли просить, а не требовать. Нет, Вивиана… – возразил старик, предостерегающе поднимая руку, когда Владычица попыталась было его прервать. – Игрейна – не беспомощная игрушка судьбы. И тем не менее, сдается мне, когда она узнает все, в выборе она не ошибется.
Моргейна капризно завозилась на коленях, Вивиана принялась напевать ей что-то вполголоса, поглаживая волосы. Малютка затихла, но Игрейна, метнувшись вперед, выхватила ребенка, злясь и ревнуя: стараниями Вивианы девочка успокоилась, словно по волшебству! Дочь вдруг показалась молодой женщине чужой, незнакомой – как если бы за то время, что малышка провела на руках у Вивианы, она безвозвратно изменилась, запятнала себя чем-то и уже не принадлежит матери всецело и полностью. У Игрейны защипало в глазах. Моргейна – это все, что у нее есть, а теперь и девочку у нее отбирают: Моргейна, подобно всем и каждому, уже подпала под обаяние Вивианы, а обаяние это любого превращало в беспомощное орудие ее воли.