Тупик Гуманизма
Шрифт:
Она вернулась в спальню, прилегла. В голову лезли странные мысли: а что, если дверь забила тревогу не случайно? Может быть, Полина Даниловна напрасно отключила систему сдерживания? Может быть… она просто не заметила злоумышленников?
От мыслей стало как-то горячо. Старушка высунула тощие ступни из-под одеяла. Душно, как в микроволновой сауне! Подумать только… сигнализация сработала, а на площадке никого не видать! Гм, недавно в модном телешоу «Потрошители утробищ» показывали призраков. Они якобы атакуют дома законопослушных граждан. Оказывается, наука доказала, что таких призраков нельзя
Ах, теперь вот в холод кинуло, придется подогнуть коленки. Что за наваждение, прямо мороз по коже! Призраки выпивают кровь и расхищают имущество. Надо ж было так разволноваться, холодный пот прошибает, вон капля защекотала переносицу… Придется, видимо, накрыться дополнительным одеялом.
Старушка приподняла голову с гелевой подушки и – похолодела. Прохладный голубоватый свет заливал ее комнатку так ровно, так сильно, что уже можно различить рисунок на обоях… Над самой кроватью окно было прикрыто противорадиационными жалюзи, и узкие лезвия мертвенной синевы располосовали полумрак, задрожали на черном постельном белье…
Полине Даниловне снова стало жарко.
Потому что она услышала голос из коридора. Глухой, рокочущий голос из коридора.
– Осторожно… подвесить за ноги и… вскрыть черепную коробку, – различила она страшные слова. Тут же заскрипел другой, торопливый и жадный:
– Чтобы мозги вынуть! Вынуть мозги!
Бежать! С хриплым криком старушка скатилась с дивана – какие там тапочки! Упала, ударилась коленкой – схватилась за тумбочку, вмиг повалила ее: что-то зазвенело, рассыпались скляночки… Пол в голубых полосах качнулся, тошнотворно загибаясь кверху.
Последнее, что увидела Полина Даниловна прежде, чем угасло сознание, было страшно. Пол… дымился. А милый, такой привычный рисунок на знакомом с детства пластиковом полу вдруг поплыл, заколебался – розетки орнамента потемнели, стали совсем коричневыми… Лепестки начали загибаться, превращая почерневшие цветы в подобие древней свастики.
Падая, она ударилась затылком о край компьютерного столика. Зеркало в углу комнаты печально прозвенело. Ровный голубой свет становился все сильнее, заливая комнату. Голоса в коридоре звучали громче.
КНИГА 1
ПИТОМЦЫ И СПУТНИКИ
Исследователь элит-категорий Департамента социально опасных и нетипичных преступлений квестор Порфирий Литот преспокойно извлек правую ногу в черном блистающем ботинке из-под подола длинного формального пончо и легонько пнул торопливого рикшу в спину. Взмыленный извозчик радостно сбавил скорость, паркуясь к стеклянному забору-шуморезу, сплошь залепленному рекламными фонариками.
Квестор Порфирий Литот выплюнул изо рта спиральную трубочку и со вздохом полез из уютного сиденья во внешний мир, в скрипучий вонючий песок, немедля утопая в этой гадости по самую щиколотку, а стало быть, неминуемо пачкая белоснежные носки. Пришлось, кроме прочего, поспешно раскрывать серый чиновничий зонт с тремя квесторскими звездами: дождь, проклятый песчаный дождь уже хлестнул по гладко выбритому затылку.
Эль Никита продолжался четвертые сутки, гадкая сезонная буря, превращавшая Большую Электросталь в подобие ацтекского царства; проезжая по городу, квестор видел все эти ужасы воочию: наполовину засыпанный Тверской бульвар, знаменитые красные кактусы на улице Спилберга, бывшей Большой Дмитровке, занесенные с головой, только иглы торчат из песчаного сугроба. Видел, как лопатами откапывают длиннотелые лимузины народных трибунов на Моховой, как гуляют песчаные ураганчики по опустевшим аллеям Диснейленда в Нескучном саду… А здесь, на юго-западной окраине, в трущобах между Ленинским и Филадельфийским проспектами, и вовсе настоящие барханы на тротуарах, просто пустыня Гоби…
Рикша явно перегрелся, оно и понятно: пробегись-ка по колено в песке из Алтуфьева до Ново-Филадельфиева, расталкивая других не менее бешеных извозчиков… Порфирию Литоту пришлось приложить ладонь в желтой замшевой перчатке прямо к горячему лбу таксиста:
– Э-э, коллега, да у вас жар…
– Благодарим за возможность выполнить ваш заказ, досточтимый квестор! – От касания офицерской руки моторикша мгновенно пришел в себя. – Рады сообщить, что вы освобождаетесь от оплаты проезда, стоимость коего будет компенсирована транспортной компании из средств федерального бюджета. Счастливого пути и доброй ночи, великолепный квестор!
– Проваливай, – буркнул квестор, который с каждой секундой чувствовал себя все менее великолепным под ударами песчаного ливня. И зонт не спасает! В такую погоду впору в штурмовом скафандре ходить, а не в шелковом квесторском пончо поверх белой гипюровой кольчужки…
Порфирий Литот уныло поднял очки кверху, к фонарям, проводам и тучам. Сквозь золотистую чехарду искрящихся песчинок он с трудом разглядел над собой хитросплетенья висячих галерей, перекинувшихся меж корпусами и почти закрывавших от взора белесое ночное небо в розово-голубых искрах аэротрафика. Несмотря на ранний час, большинство окон уже освещены – бедным обитателям московского захолустья не спится даже в семь часов вечера!
«Вот он, Тупик Гуманизма», – угрюмо пробормотал квестор и обратил очки туда, где между каменных скал едва прослеживалась муторная перспектива: чахлые пальмочки в оплеванных ящиках вдоль тротуара, две-три сутулые дамские фигуры с крупными, поперек себя гаже, собачками, два-три перевернутых автомобиля с полусонными нищими внутри. Квестор знал, что в самом конце улицы, за углом, находится объект его нынешней миссии – древний, грязный, мрачный объект о двух подъездах и 25 этажах.
А именно – таинственный дом-убийца по адресу Тупик Гуманизма, 400.
Просто замечательно. Одиннадцать жертв за один день, все нападения – в одном доме, но в разных квартирах. И – ни одной улики, ни одного подозреваемого.
Как можно одновременно атаковать одиннадцать человек, находящихся на разных этажах, не вскрывая входных дверей, не нарушая контурной защиты на окнах и санитарных люках, не попадая в поле зрения коридорных видеокамер слежения, не оставляя образцов для биометрической экспертизы – ни одного волоска, ни единого отпечатка пальца, ни пылинки перхоти на полу?