Тупик либерализма. Как начинаются войны.
Шрифт:
Увертюрой данного направления философской мысли конца XIX — начала XX века звучал «Закат Европы» О. Шпенглера, написанный в 1918–1920 гг. Немецкий философ приходил к выводу о духовной деградации Европы и как следствие завершению ее жизненного цикла. Аналогичные чувства сквозят в размышлениях о будущем Европы и у Н. Бердяева: «Мы стоим у грани ночной эпохи. День новой истории кончается… По многим признакам наше время напоминает начало раннего средневековья. Начинаются процессы закрепощения…»{886}. Окончательно похоронным маршем европейской цивилизации гремела вышедшая в 1939 г. книга «Европа и душа Востока» В. Шубарта: «Отчаянье и кричащая боль бытия становятся основным аккордом экзистенциальной (философии)… Раздавленный, с ужасом ощущающий глубоко укоренившуюся в себе порочность, человек чувствует свое падение в ничто…»{887}.
В 1912 г. увидел свет роман Ф. Дрю
Тупик развития, в который завел общество либеральный капитализм в начале XX века, подчеркивали выводы экономистов, Дж. М. Кейнс в 1919 г.: «Очень немногие из нас понимали с твердой уверенностью чрезвычайную, необыкновенную нестабильность, затруднительность, ненадежность и временный характер экономической организации Западной Европы, которой она жила последнюю половину столетия»{889}. К окончанию Первой мировой, констатировал Кейнс, «силы XIX века, двигавшие развитием человечества, изменились и истощились. Экономические мотивы и идеалы этого поколения больше не удовлетворяют нас: мы должны найти новый путь и должны снова страдать от недомогания, и в конце в острой боли обрести новое индустриальное рождение»{890}. «Что необходимо для европейского капитализма — это найти выход в Новый Мир…»{891}. В своей статье в 1926 г. «The End of Laissez-Faire» Дж. Кейнс подверг разгромной критике «прекрасный портрет капитана промышленности, мастера-одиночки, который, как любой художник, служа себе служит и всем нам. Однако и его светлый образ меркнет. Мы все больше сомневаемся в том, что именно он приведет нас за руку в рай»{892}.
Описывая состояние английского общества в те годы, Ф. Хайек обращал внимание, на то, что в нем все более настоятельно росла потребность в планировании — экономической диктатуре. Хайек приводил пример одного из наиболее проницательных исследователей Англии Э. Халеви, который полагал, что «если сделать комбинированную фотографию лорда Ю. Перси, сэра О. Мосли и сэра С. Криппса, то… обнаружится одно общее для всех троих качество: окажется, что все они единодушно заявляют: «Мы живем среди экономического хаоса, и единственный выход из него — какой-то вид диктатуры»{893}. «Число влиятельных общественных деятелей, включение которых в «комбинированную фотографию» не изменило бы ее смысла ни на йоту, с тех пор значительно выросло», — отмечал Хайек. В Великобритании тех лет наблюдались «многочисленные признаки того, что британские лидеры все более и более привыкают описывать будущее развитие страны в терминах контролируемых монополий»{894}.
Аналогичная картина наблюдалась и по другую сторону океана. «Идеи экономического планирования, — по словам американского исследователя Р. Лоусана, — пользовались огромной популярностью в США начала 30-х гг. они отражали растущее разочарование в индивидуализме как господствующей идее американского общества». — Будущее человечества, по мнению Ф. Хайека, теперь определяли социалистические идеи: «Все наблюдаемые нами изменения ведут к всеобъемлющему централизованному управлению экономикой», «социализм вытеснил либерализм и стал доктриной, которой придерживаются сегодня большинство прогрессивных деятелей»{895}.
Вполне закономерно, что самый масштабный за всю историю современного общества кризис 1928–1930-х гг. в то время «широко воспринимался, как признак конца капитализма»{896}. За этим следовал вывод о «конце истории»{897}.
Причины конца капитализма или тупика, в который зашла либеральная идеология к концу XIX в., один из наиболее известных классиков либерализма Ф. Хайек в своей книге «Дорога к рабству» связывал с распространением в мире двух тенденций — социалистической и монополистической.
Говоря о социалистической тенденции, Ф. Хайек указывал на то, что именно она, проповедуя ненависть к либерализму, легла в основу коммунизма и фашизма: «Всякий, кто наблюдал зарождение этих движений… не мог не быть поражен количеством их лидеров… начинавших как социалисты, а закончивших как фашисты»… «преподаватели английских и американских университетов помнят, как в 30-е годы многие студенты, возвращаясь из Европы, не знали твердо, коммунисты они или фашисты, но были абсолютно убеждены, что они ненавидят западную либеральную цивилизацию»{898}. Действительно, Муссолини в 1923 г. утверждал: «В России и Италии доказано, что можно править помимо и против либеральной идеологии. Фашизм и коммунизм пребывают вне либерализма»{899}.
М. Осоргин в те годы в письме к М. Горькому указывал на те же тенденции: «Муссолини говорит от имени своего, своей страны и пролетариата. Гитлер также говорит от имени пролетариата. Оба твердят о социальной справедливости, о праве на труд, о принадлежности государства трудящимся, о представительстве профессиональных организаций в управлении страной, о строительстве, о мире всех народов, об уничтожении рабства во всех видах, в том числе экономического. У всех вождей идея одна — строить крепкую государственность, подавляя личность гражданина. И над Европой реет знамя так называемого государственного социализма»{900}.
Вторая тенденция — усиление монополий, стала проявлять себя с конца XIX в. Она привела к ограничению свободной конкуренции, что, по словам Ф. Хайека, «является несомненным историческим фактом против, которого никто не станет возражать, хотя масштабы этого процесса иногда сильно преувеличивают». При этом Хайек считал, что «тенденция к монополии и планированию является вовсе не результатом каких бы то ни было «объективных обстоятельств», а продуктом пропаганды определенного мнения, продолжавшейся в течение полувека и сделавшей это мнение доминантой нашей политики». Именно субъективный фактор — «всеобщая борьба против конкуренции», утверждал Хайек, привела к возникновению монополий, и как следствие — к государственному капитализму.
В связи со своими выводами о причинах кризиса начала XX в. выход из него Хайек находил в возвращении к традиционным принципам либерализма: «Только подчинение безличным законам рынка обеспечивало в прошлом развитие цивилизации, которое в противном случае было бы невозможным…» Главное, заявлял он, что бы частная собственность оставалась в неприкосновенности, поскольку она «является главной гарантией свободы».
Тезисы Ф. Хайека были направлены против постулатов К. Маркса, утверждавших объективный и закономерный характер возникновения монополий и перехода к социально-ориентированному типу общества. Согласно Марксу эволюция капитализма выглядела следующим образом: «…превращение индивидуальных и раздробленных средств производства в общественно концентрированные, следовательно, превращение карликовой собственности многих в гигантскую собственность немногих, экспроприация у широких народных масс земли, жизненных средств, орудий труда, — эта ужасная и тяжелая экспроприация народной массы образует пролог истории капитала… Частная собственность, добытая трудом собственника… с его орудиями и средствами труда, вытесняется капиталистической частной собственностью, которая покоится на эксплуатации чужой, но формально свободной рабочей силы. Когда этот процесс превращения достаточно разложил старое общество вглубь и вширь, когда работники уже превращены в пролетариев, а условия их труда — в капитал… тогда дальнейшее обобществление труда… приобретает новую форму. Теперь экспроприации подлежит уже… капиталист… Рука об руку с этой… экспроприацией многих капиталистов немногими… идут сознательное техническое применение науки, планомерная эксплуатация земли, превращение средств труда в такие… которые допускают лишь коллективное употребление, экономия всех средств производства… втягивание всех народов в сеть мирового рынка… Вместе с постоянно уменьшающимся числом магнатов капитала, которые узурпируют и монополизируют все выгоды этого процесса превращения, возрастает масса нищеты, угнетения, рабства, вырождения, эксплуатации…» [115]
115
«…но вместе с тем растет и возмущение рабочего класса, который постоянно увеличивается по своей численности, который обучается, объединяется и организуется механизмом самого процесса капиталистического производства. Монополия капитала становится оковами того способа производства, который вырос при ней и под ней. Централизация средств производства и обобществление труда достигают того пункта, когда они становятся несовместимыми с их капиталистической оболочкой. Она взрывается. Бьет час капиталистической частной собственности. Экспроприаторов экспроприируют» (Маркс К., Энгельс Ф. 2-е изд. Т. 23, с. 771–773.)