Тупик либерализма. Как начинаются войны.
Шрифт:
Что касается финансового состояния Германии на исходе Первой мировой войны, то его, в своей первой речи на заседании Национальной ассамблеи обрисовал, ставший в июне 1919 г. новым министром финансов, М. Эрцбергер. В своем выступлении Эрцбергер отметил, что военные расходы Германии за Первую мировую составили 160 млрд. марок [24] . Эти расходы были покрыты за счет: долгосрочного военного займа (die Kriegsanleihe) на сумму более 98 млрд. марок; краткосрочных государственных облигаций — на 47 млрд.; оставшееся за счет налогов {129} .
24
Что почти в двое превосходило годовой доход страны к концу 1918 г. Или составляло половину
Более 90% взносов по облигациям военного займа, на сумму около 23 млрд. марок, поступило от «маленьких людей» [25] . На долю оставшихся 10% приходились остальные 75 млрд. марок, не говоря о краткосрочных заимствованиях. 5% подписчиков обеспечили поступление более половины всей суммы займа {130} . Погашение госдолга означало ежегодную выплату госбюджетом частным кредиторам около 10 млрд. марок.
В период между первыми кварталами 1919–1920 гг. покрытие военного долга и процентов по нему осуществлялось за счет инфляционного финансирования. На выплаты шло до 30% общих расходов рейха (или 60% всех денег (наличными и в чеках), созданных в Германии за это время) {131} . Марка по отношению к доллару за это время упала в цене почти в 20 раз. Продолжение подобной политики грозило похоронить германскую экономику [26] . Американский экономист А. Веблен рекомендовал Германии безусловное списание государственного долга в целом, а вырученные деньги предлагал направить на восстановление экономики {132} .
25
Общее число подписчиков военного займа составило 39 млн. человек.
26
Следует отметить, что с 1914 по 1918 г. вследствие инфляции марка уже потеряла примерно половину своей покупательной способности. (Epstein, Erzberger, pp. 342. (Препарата Г…, с. 154)).
Между тем М. Эрцбергер был сторонником жесткого выполнения репарационных и долговых обязательств. Он призвал затянуть пояса и «выполнить условия договора, какими бы ужасными они не были» {133} . Он предложил радикально пересмотреть основы налоговой политики и обложить высокими налогами прибыль богатых собственников. Налоги Эрцбергера: двойной налог на военные прибыли (т.е. на собственность и доход); большой налог на наследство; налог на роскошь (на потребление); и главный сбор — Reichsnotopfer («пожертвования на экстренные нужды рейха») [27] . Новые директивы были подкреплены подзаконными актами, призванными блокировать бегство капиталов {134} .
27
Налоговые выплаты могли покрываться векселями военного займа.
Однако эти акты не смогли остановить капиталы, бегущие от «свирепых» налогов Эрцбергера [28] . Уже «в конце 1919 г. газета «Neue Zrcher Zeitung» опубликовала сведения, что из страны «сбежало» 3,5 млрд. марок {135} . С другой стороны удар наносил К. Гельфрейх, один из столпов консерватизма, бывший имперский вице-канцлер и министр финансов в годы войны, который обвинил Эрцбергера в коррупции, обмане и незаконном вмешательстве в политику и в дела частного бизнеса, оформив свои обвинения в виде брошюры «Долой Эрцбергера». Правые и нацистские газеты пылко поддержали обвинения, левые молчали. Гутенберг назвал «социальные мероприятия» «предателя Эрцбергера», подписавшего Версальский договор, «экспроприацией среднего класса» {136} .
28
А. Уткин: «его налоговая политика была воистину свирепой». (Уткин А.И. Унижение России…, с. 527).
Эрцбергер выдвинул встречное обвинение в клевете. Судебный процесс начался в январе 1920 г. В это время на Эрцбергера было совершено первое покушение, однако на этот раз ему повезло и министр отделался легким ранением.
Суду не удалось найти никакого криминала в действиях Эрцбергера, Гельфрейх был найден «виновным в клевете и предъявлении фальшивых обвинений»; незначительность штрафа, который ему был назначен судьи объяснили тем, что «Гельфрейх сумел доказать истинность своих обвинений». Т.е. обвинения Гельфрейха были признаны не беспочвенными, но лишь чрезмерными. Эрцбергер, в свою очередь, был вынужден уйти в отставку{137}.
Суд вынес вердикт 12 марта 1920 г. на следующий день начался мятеж Каппа-Лютвица. К 1921 г. правые заблокировали в рейхстаге все законопроекты Эрцбергера{138}. Сам Эрцбергер был убит в августе 1921 г.
За 1920–1922 г. богатые немцы обналичили свою половину сертификатов военного займа. Другая половина оставалась на руках мелких инвесторов, которые держались за них до конца{139}. При этом уровень инфляции в Германии был близок к нулевому, несмотря на 15% дефицит госбюджета.
Правительство покрывало большую часть дефицита за счет выпуска 5%-ных долговых обязательств, которые считались «надежными» и активно приобретались иностранцами. Так, только в период между 1919 и 1921 гг. иностранцы приобрели более 40% немецкой ликвидности (наличности и банковских чеков){140}. Всего до стабилизации валюты Германия смогла выручить 7,5 млрд. золотых марок от продажи бумажных марок{141}. Эти долговые обязательства являлись не чем иным, как одним из вариантов отсроченной инфляции. Достаточно было малейшего толчка, чтобы плотина, сдерживавшая инфляцию, рухнула. Последней каплей стала выплата репараций и французское вторжение в Рур, когда началось массовое обналичивание ценных бумаг{142}. Марка рухнула.
С началом гиперинфляции начался второй акт взыскания внутренних репараций. Его определение снова давал Дж. М. Кейнс: «При помощи продолжительной инфляции власти могут незаметным образом конфисковывать значительную часть богатств своих граждан. Таким образом, они проводят не просто конфискацию, но конфискацию как произвол, и в то время как одних этот процесс ведет к обнищанию, другие обогащаются… Нет более тонкого и более верного пути разрушения основ общества, чем обесценивание валюты. В этот процесс вовлекаются все скрытые разрушительные экономические силы, и его не распознает и один из миллиона»{143}. Дж. Кейнс утверждал: рост цен «по сути, означает передачу заработка потребителей в руки класса капиталистов»{144}. Кейнс, по сути, повторял Ж. Неккера, который за полтора века до Кейнса отмечал, что инфляция, ведет к перераспределению народного богатства в пользу наиболее состоятельных сословий и по сути является «налогом на бедных».
У. Ширер находил причины гиперинфляции в Германии 1922–1923 гг. именно в интересах крупного бизнеса: «Правительство, подстегиваемое крупными промышленниками и землевладельцами, которые лишь выигрывали от того, что народные массы терпели финансовый крах, умышленно шло на понижение марки»{145}. Э. Генри приводил пример Г. Стиннеса, короля Рура, который больше всех заработал на войне и теперь сознательно провоцировал инфляцию. «Он тем самым секвестрировал в свою пользу большую часть национального дохода Германии в обмен на кучу бесполезных бумажек»{146}.
В чьих интересах происходило взыскание внутренних репараций, указывал и богатейший человек Германии В. Ратенау: германское общество управляется «тремястами людьми», которые хорошо знакомы друг с другом. Это гнусная, «надменная и чванливая в своем богатстве» олигархия, «оказывающая тайное и явное влияние», за которой послушно следует «разлагающийся средний класс… изо всех сил стремящийся не скатиться на уровень пролетариата», и далее «собственно пролетариат, молчаливо стоящий в самом низу: это и есть нация, темное, бездонное море»{147}. В. Ратенау за свои выступления будет убит в июне 1922 г.