Тупики и перспективы фантастики
Шрифт:
В недавнем прошлом господствующим идеалом был мир всевластия техники, спокойного разрешения всех социальных противоречий сегодняшнего дня с помощью машин и компьютеров.
Идея об автоматической смене мотивов поведения человека под влиянием новой техники и технологии прочно вошла в арсенал буржуазного обществоведения и фантастической литературы.
Видным пропагандистом этой идеи был французский специалист в области социального прогнозирования Ш. Фурастье. Его книги "Великая надежда XX века", "История завтра" и другие легли в основу технических вариантов мечты о завтрашнем дне.
Но какой идеал проповедовали они, к какой мечте звали человека? Фетиш технического прогресса, который якобы сам по себе решает все экономические и социальные проблемы и устраняет необходимость революционного свержения
Правда, даже те, кто безгранично верит в чудодейственное влияние техники на общество, подчас не скрывают тревог, связанных с ее нынешним использованием. Истекшие 20 лет, когда начались космические полеты, была установлена армия электронных вычислительных роботов стоимостью во многие миллиарды долларов и оказался разгаданным механизм человеческой наследственности, не были "золотым веком". И сегодня взоры, как зачарованные, обращаются в грядущие 20 лет нашего тысячелетия. Фетишистское отношение к возможностям технических чудес уже сейчас порождает подспудную неуверенность и туманное чувство тревоги в связи с тем, что грядуща не явится простой интермедией между принципиально одинаковыми 70-ми и 80-ми годами. В последнее время вместе с потоком фантастической я футурологической литературы наблюдается подлинная инфляция прогнозов на будущее.
Между 17 и 19 часами в Париже средняя скорость движения автомашин достигает максимум 6,5 километра в час. Восемьдесят лет тому назад на лошади, запряженной в пролетку, можно было двигаться со скоростью 9 километров в час. В Рурской области, двенадцатом по плотности населения районе мира, ежегодно погибают под колесами автомашин больше полутора тысяч человек и еще двенадцать тысяч остаются калеками.
На международных симпозиумах ученых, обсуждающих перспективы буйно развивающихся отраслей современных науки и техники, все чаще предпринимаются попытки довести до широких слоев населения проблемы будущего общедоступным языком. Но, спускаясь с высоты своих кабинетов на землю, ученые демонстрируют пораженной и содрогающейся от ужаса публике чудеса техники завтрашнего дня: вычислительные машины с памятью в тысячи раз обширнее, чем регистрирующая способность применяемых сейчас электронных машин; самолеты, способные брать на борт во много раз больше пассажиров, чем крупнейшие современные реактивные гиганты; города и поселки, которые, словно буровые вышки, возвышаются на столбах над поверхностью океанов; автомобили на воздушных подушках или с дистанционным управлением и массовые средства транспорта, которые, словно гильзы пневматической почты, несутся по системе каналов; обучающие машины, искусственные продукты питания, синтетическое сырье и чудовищные порождения опытов по генной инженерии. Буржуазные ученые утверждают, что тот, кто едет верхом на тигре, уже не может сойти с него, но выражают надежду обеспечить не только управление взбесившимся зверем-техникой, но и поставить ее, минуя классовую борьбу, на службу решения общечеловеческих проблем.
Тот же Фурастье утверждал, что технический прогресс, разрешая проблему благосостояния, обеспечивает одновременно и "антропологическую революцию", то есть переход от эффективного, апеллирующего к социально-политическим преобразованиям типа человека к "взвешивающему" типу, который будет рассматривать все явления исключительно в технико-экономическом аспекте. Создание нового человека, по мнению ряда буржуазных теоретиков и писателей, требует устранения "социально-политического экрана", чтобы выявить в чистом виде техническую эволюцию.
Сопоставление важнейших показателей жизни масс в доиндустриальную эпоху с современными показателями "индустриальной эры" используется авторами типа Фурастье для того, чтобы показать якобы глобальные тенденции нынешнего капитализма, экстраполяция которых в следующее тысячелетие и покажет нам облик грядущей цивилизации. Разделив всю историю человечества на два периода: от неолита до 1750-1800 годов (отнесенного к традиционному обществу), от 1750-1800 годов до наших дней (период вступления в "индустриальную эру"), Фурастье заявляет о наметившейся кардинальной "мутации" человечества: для нее якобы характерны существенные изменения в длительности труда и образования, в степени комфорта на работе и профессиональной удовлетворенности, уровне общественной гигиены и продолжительности жизни, в самом поведении людей, их идеалах, мечтах, способах общения и желаниях.
Литература абсурда как бы улавливает первые штрихи создаваемого техническим обществом на базе прежнего человечества мутантного вида. Представители модной ветви религиозного экзистенциализма восхваляют взгляды основоположника искусства абсурда Эжена Ионеско за его проповедь неизбежной нивелировки человеческой личности по мере технической трансформации капитализма. В условиях этой нивелировки жизнь прежнего человека якобы неизбежно превращается в абсурд, ликвидировать который не в состоянии "никакая революция, никакая общественная формация". Навязывая эту мысль, сам Ионеско использует принцип "рациональной иррациональности", часто наделяет всех своих персонажей одними и теми же именами, подчеркивая этим деиндивидуализированность людей. Например, в пьесе "Лысая певица". У умершего Бобби Уотсона осталась вдова, которую зовут Бобби Уотсон. Всех ее детей тоже зовут Бобби Уотсон. И двоюродный брат, за которого хочет выйти вдова Бобби Уотсон, тоже Бобби Уотсон. Так Ионеско выпячивает тезис, что люди становится неотличимыми друг от друга, и в этой безликости им просто не нужны различ,ные имена.
Что это? Просто литературный вымысел или картина будущего, ожидаемого людьми, неотвратимого, как неотвратим и сам технический прогресс?
Да, представьте, именно о таком будущем безликой, "деиндивидуализированной" массы всерьез рассуждают теоретики "индустриальной эры". Сошлюсь опять на Фурастье, ибо его взгляды типичны для этой группы буржуазных теоретиков. Индустриальное общество, как утверждает он, независимо от своей социально-экономической и идейно-политической формы (эта оговорка сделана для того, чтобы облыжно отнести социализм и капитализм к двум разновидностям единого индустриального общества) стремится устранить "неорганизованного" человека, подчинить его технически продуманной рациональности, реализовать введенное Г. Маркузе понятие "одномерного человека" и тем самым лишить людей индивидуальности.
Фурастье считает такой ход событий хотя и отрицательным, но неизбежным. Затормозить процесс превращения людей в технически сколоченное стадо, локализовать тенденции техницизма могут лишь такие внетехнические элементы культуры, как искусство, в котором находит выражение вечный, эффектный, любящий, ревнующий, завидующий и страдающий человек; мораль, помогающая преодолевать паралич воли; философия, рисующая целостную концепцию мира; религия, воодушевляющая человека перед лицом непознаваемого.
Западные сторонники подобных взглядов делают при этой трафаретный антикоммунистический выпад: буржуазная разновидность индустриального общества якобы оставляет возможность для развития таких элементов культуры, тогда как его советский вариант окончательно их ликвидирует.
Расписывая последствия технического прогресса как фатально-предопределенные, буржуазные идеологи объявляют о необходимости отказа от всех идеалов и утопий прошлого, ложно причисляя к утопии и марксизм, от мифов, от надежд на социальную справедливость и равенство. Развитие техники ставит перед человечеством якобы одну задачу: выжить!
Так смыкается круг между бульварной фантастикой и буржуазным социальным прогнозированием. Только в этих прогнозах рецепты по выживанию выглядят вполне наукообразными. Несколька лет назад исследовательская группа Технического университета в Афинах опубликовала сценарий того, как будет выглядеть через 80 лет заселение земной поверхности. По этому сценарию половина всей земной поверхности непригодна для жизни. На остальной половине человечество, которое достигнет 35 миллиардов, образует "эйкуменополис", то есть мировой город. Для того чтобы в этом мировом городе, забитом людьми, cсталось что-либо от природы, жилые помещения для 35 миллиардов людей должны быть сконцентрированы на небольшой площади, в результате чего плотность населения составит 100 тысяч человек на квадратный километр. Отсюда делается вывод, что создание системы городов пойдет неизведанными путями, может быть, путем строительства башенных городов.