Турецкий транзит
Шрифт:
Хеджи шел по коридору и продолжал свой рассказ.
– Вся жизнь султанского двора – это сплошная череда интриг. Высокопоставленные сановники Османской империи, все эти паши и визири, боролись за благосклонность султана, за высокооплачиваемые должности и даже за саму жизнь, потому что каждого из них султан в любую минуту мог передать в руки палача. Близкие султана, все его многочисленные жены и наложницы, тоже интриговали, и целью тоже были благосклонность султана и, по большому счету, сама жизнь, поскольку настоящей удачей было родить султану его первого сына-наследника – тогда можно не
Хеджи вышел на открытую площадку, откуда открывался вид на бухту Золотой Рог.
– Дело в том, что после смерти султана его сын-наследник прежде всего убивал тех, кто мог претендовать на трон, то есть своих братьев. Взошедший на трон Баязид I повелел задушить своего младшего брата, Мехмед II сделал то же самое, а Селим I приказал задушить не только двух своих братьев, но и их четверых сыновей, то есть своих племянников, самому младшему из которых было всего пять лет. Подобная жестокость не была чем-то из ряда вон выходящим, а воспринималась как нечто само собой разумеющееся и фактически имела силу закона. То есть подданные новоиспеченного султана ожидали от него, что он поступит именно так. И он так и поступал. Такие были нравы.
– Стоп! – сказал режиссер.
– Нормально? – спросил Хеджи.
– Более чем! Подобные страсти только и рассказывать с такой мрачной физиономией, как у тебя.
– Пошел ты к черту! – вяло огрызнулся Хеджи.
Режиссер приобнял его за плечи и сказал:
– Не убивайся так! Она уже давно дома, может быть.
Но Полины дома не было. Звонил ей Хеджи. Никто не подошел к телефону.
В последний день перед отъездом из Стамбула оператор решил снять город с высоких точек. Первая такая точка, Галатская башня, находилась в европейской части города, а вторая на холме Чамлыджа, за Босфором, в азиатской части.
Хеджи, который свою роль уже выполнил, хотел увильнуть, но режиссер ему этого не позволил. И, как оказалось, не зря, потому что и для Хеджи нашлась работа в кадре.
На самом верху стоящей на холме Галатской башни был круговой балкон, откуда весь Стамбул как на ладони, и Хеджи, идя по балкону, рассказывал для будущих телезрителей:
– Очень рекомендую каждому, кто приехал в Стамбул. Таким этот город видят птицы. Бухта Золотой Рог, – показал рукой вниз и вправо, – а здесь вот Босфор. За бухтой – все главные достопримечательности Стамбула: мечеть Айя-София, дворец Топкапы, мечеть Султанахмет и мечеть Сулейманийе, все мечети можно распознать по минаретам. А за Босфором – уже Азия…
Он смотрел сверху на бескрайние кварталы огромного города, и тоской наполнялось его сердце. Где-то здесь, возможно, была Полина. Неуловимая Полина. Исчезнувшая бесследно Полина.
– Все это великолепие можно увидеть, заплатив три доллара за билет, но только если вы успели до восьми часов вечера. В восемь вечера в ночном клубе на вершине башни начинается представление для туристов…
Хеджи переступил порог и с балкона перешел в заставленное столиками помещение со сценой.
– Это удовольствие обойдется уже в семьдесят пять долларов с человека. За эти деньги вас и накормят, и развлекут, даже покажут танец живота, но, главное, конечно, не это. У вас будет возможность увидеть отсюда, с высоты, ночной Стамбул. Вот этот вид уж точно стоит таких денег…
Потом они всей группой поехали на холм Чамлыджа. Через Босфор переехали по длинному мосту, расстояние между опорами которого, как сказал переводчик, составляло больше километра. По улицам азиатской части. Потом их микроавтобус карабкался по петляющей узкой дороге, забираясь все выше и выше. Доехали почти до вершины холма, но дальше проезд был закрыт, пришлось идти пешком.
Парк на вершине холма. Аккуратные дорожки. Деревья. Клумбы. В кафе под открытым небом предлагали чай и тонкие лепешки.
Оператор нашел хорошую точку для съемки, откуда был виден Босфор и европейская часть Стамбула, а еще тот самый мост, по которому они только что проехали, и Мраморное море со вставшими на рейде кораблями.
– А ведь через Босфор можно переплыть на теплоходе, – сказал Хеджи.
И сделанное им открытие ему самому понравилось. Он увидит этот город с воды. Проплывет по Босфору. А потом будет бродить по стамбульским кварталам до глубокой ночи, впитывая виды, звуки и запахи этого города, прежде чем покинуть его завтра.
После того как отсняли панораму Стамбула, делать было нечего. Набрали чая и гезлеме, тонких турецких лепешек, устроились шумным табором в тени деревьев. Потом сели в микроавтобус, довезли Хеджи до причала Юскюдар, откуда отправлялись в европейскую часть Стамбула пассажирские теплоходы.
Хеджи купил в кассе жетон, опустил его в прорезь турникета, прошел на причал и поднялся на борт теплохода, который почти сразу отчалил.
Приближался вечер. Небо из синего становилось серым, и серой стала вода в Босфоре. Кружились чайки над водой. По берегам тут и там зажигались огни. Очертания предметов теряли дневную четкость, становились размытыми, и город превращался в загадку.
Теплоход причалил неподалеку от моста на европейском берегу Босфора. Хеджи узнал это место, он видел его сегодня днем с Галатской башни. Вместе с другими пассажирами теплохода Хеджи сошел на берег. Здесь вкусно пахло жареной рыбой. Хеджи увидел покачивающиеся на волнах рыбацкие лодки, в которых на открытых решетках обжаривалось рыбное филе. Увидел ряды табуретов на берегу и людей, которые расположились здесь с аппетитными сандвичами из булок – рыбы – овощей. Увидел старика-турка в национальном костюме, который здесь же торговал домашними соленьями. И понял, что этот вечер он проведет здесь.
Он купил себе булку с рыбой, купил соленья, сел на пластиковый табурет так, чтобы видеть сразу и бухту Золотой Рог, и Босфор, и Галатскую башню на вершине холма, и идущие по Босфору корабли с включенными огнями, и огни домов, карабкающихся вверх по холмистым берегам, и мельтешащих чаек, и рыбацкие лодки, где турки жарили рыбу, и…
Он увидел Полину. Она сидела на табурете неподалеку, и в ее руках была точно такая булка с рыбой, как у Хеджи. Она сидела неподвижно, задумчиво смотрела на стамбульские огни, и для нее весь мир вокруг сейчас, казалось, не существовал.