Турецкий транзит
Шрифт:
Недолгий путь – и вдруг их взглядам открылся огромный античный театр, каменные скамьи которого тремя уступами поднимались по склону высокого холма, будто подпирая его вершину.
– Впечатляет, – сказал Сергей. – Умели люди строить.
– Вмещает почти двадцать пять тысяч зрителей, – затараторил гид. – Изумительная акустика сохраняется до сих пор. Даже с верхних рядов, если туда подняться, будут слышны голоса людей, стоящих внизу, на сцене, называемой орхестра.
Сергей изъявил желание пройти на верхние ряды театра. Оттуда взглядам
– Когда Эфес вошел в состав Римской империи, – рассказывал гид, – он стал столицей одной из провинций. Здесь жили двести пятьдесят тысяч человек.
Его рассказ не заинтересовал Сергея, который снова занялся фотоальбомом. На снимках он не находил ничего похожего на Эфес.
– Ты здесь не была, – сказал он своей спутнице.
– Конечно, нет.
– В Эфесе когда-то был храм Артемиды, тот самый, который сжег Герострат, – продолжал гид. – Одно из семи чудес света. Здание размерами сто на пятьдесят метров, там одних колонн было больше ста, каждая высотой около двадцати метров, то есть с современный шести– или семиэтажный дом, и все это великолепие было сделано из мрамора…
– Ты мне вот что скажи, – прервал его Сергей. – Здесь все лето столько народа шастает?
– Сейчас, считайте, тут безлюдно, – сказал гид. – Летом мы туристов привозили, так здесь не протолкнуться было.
– То-то и оно, – вздохнул Сергей.
Достал двадцать долларов и передал их гиду.
– Ступай, свободен.
– Мне ждать у машины?
– Можешь возвращаться в Кушадасы.
– А деньги на автобус?
Сергей добавил турецких лир. Гид ушел. Сергей опустился на разогретую солнцем каменную скамью амфитеатра.
– Впустую приехали, – оценил он, хмурым взглядом озирая окрестности. – Не такое это место, где можно деньги прятать. И Македонский тут опять же побывал.
Ей показалось, что он что-то знает. Недоговаривает только.
– При чем тут Македонский? – спросила она.
– А ты не в курсе?
– Нет.
– Действительно не помнишь?
– Не помню.
– Верю, – сказал. – Тебя прилично переклинило, я уже вижу. Тут вот какая штука, Тань. Когда мы с тобою встречались в Стамбуле… Тогда, давно, когда ты с головой еще дружила… И ты приехала в тот раз, деньгами швырялась направо-налево… Ты тогда какие-то странные слова произнесла. Применительно к деньгам. Какую-то чушь сморозила. Что самый надежный банк, где деньги всегда в безопасности, можно найти только в городе, где никто не живет. Потому что мертвым жителям мертвого города деньги живых не нужны. А я в ответ тебе сказал, что мертвые – плохие сторожа. Ты согласилась. Ты сказала, что главное – это чтобы город был такой, что никому он не по зубам, хоть даже Македонскому. Это выглядело как пьяный бред. Мы с тобой в тот раз действительно вина употребили крепко. И до меня только много позже дошло, когда я все сопоставил. Ты проговорилась
– Я знаю этот город, – вдруг произнесла она тихим голосом, почти что шепотом, и ее глаза округлились от ужаса.
Потому что в который уже раз за последнее время она обнаружила, как ладно стыкуются одно с другим звенья в цепи событий, участницей которых она помимо своей воли становилась.
– Мертвый город, – сказала она. – Он называется Кайя. Город мертвецов. Я там была. И там действительно никто не живет.
Все совпадало.
Часть пятая
ПРОКЛЯТИЕ ЯНЫЧАР
Тетя Галя и Миха приехали в квартиру Звонаревых – навестить Полину.
– Как твои дела, Полинушка? – спросила тетя Галя.
– Спасибо, хорошо.
Девушка потрепала Миху по волосам. Мальчишка вежливо улыбнулся в ответ, но в нем чувствовалась скованность.
Тетя Галя прошлась по комнате, задержала на мгновение взгляд на семейном фото Звонаревых: Маша и Олег, муж и жена. Спохватилась, перевела взгляд на Полину, та следила за происходящим с напряжением.
– Мы с Михой продукты привезли, – сказала тетя Галя. – Там все для греческого салата. Я сейчас сделаю быстренько. Помню, как ты на Кипре его любила.
Девушка осторожно улыбнулась ей в ответ. Миха смотрел на нее настороженно.
Тетя Галя ушла на кухню.
– А где моя картина? – спросил неожиданно Миха. – Та, которую я тебе подарил.
– А вот она…
Но не смогла вспомнить сразу. Посмотрела на столе… На полках книжного шкафа… В кресле…
Миха следил за происходящим и все больше мрачнел.
Наконец его картина с кораблем под алыми парусами нашлась среди россыпи компакт-дисков.
– Вот! – сказала девушка обрадованно.
Миха взял картину из ее рук. Выглядело это так, словно он уже пожалел, что сделал столь щедрый подарок.
– Это ведь ты научила меня рисовать алые паруса, – сказал он. – Там, на Кипре.
– Я понимаю, ты старался, – пробормотала она растерянно.
Им было трудно находиться наедине друг с другом. Некомфортно. И оба это чувствовали. Даже Миха, хотя он и был еще ребенком.
Она по праву старшей догадалась первой, что им сделать. Не оставаться наедине. Их это отвлечет.
– Пойдем поможем тете Гале, – предложила она.
Прошли на кухню. Тетя Галя привычно ваяла простое великолепие греческого салата: крупно нарезанные красные помидоры, зеленые огурцы и желтый сладкий перец, порубленные листья капусты и салата, кольца лука, белоснежный сыр фета и блестящие черные маслины, немного оливкового масла. И оставалась еще соль.
– Полинушка! Дай мне соль! – попросила тетя Галя. – Где она у тебя?
Сидевшая за столом девушка даже не шелохнулась. Возникла пауза. Миха посмотрел на девушку. И тетя Галя тоже посмотрела. И все поняла. Но слишком поздно.