Тургеневская барышня бальзаковского возраста

Еленина Юлия

– Вот мы и познакомились. Не забудьте предупредить родителей, что завтра собрание. Надеюсь, все придут. Если кто-то не сможет, то, пожалуйста, днем меня предупредите. У нас русская литература четвертым уроком. Может, кто-нибудь скажет, на чем вы закончили, чтобы я могла подготовить какой-нибудь интересный материал, и мы не теряли время?

Конечно, все молчали. Кто-то, наверное, даже не помнил, что они проходили, а кто-то просто делал вид, что не помнит. Дети… Что угодно, только не учиться. А я ведь все могу узнать у Инны Павловны. Да и в журнале по теме урока прочитать, только по опыту знаю, что часто написанное

не сходится с действительным. Записи должны соответствовать программе, да вот программа не всегда соответствует времени.

– Никто не скажет? – дала я еще один шанс.

Староста, видимо, решила, что надо. Поднялась и сказала:

– Мы закончили «Ревизора», написали сочинение, но Инна Павловна, наверное, не успела проверить.

Я кивнула. Надо будет забрать у Светловой тетради и посмотреть в методичке, что там дальше. Все восьмые классы были у Инны Павловны, так что теперь придется вникать, а то за год уже подзабыла. Но, по-моему, если сейчас у них литература XIX – начала XX века, то следующим после Гоголя должен быть Тургенев.

Как символично, учитывая, что на филологическом факультете меня все прозвали «тургеневской барышней». Хотя я так и не поняла почему…

Дома все было так же, как и вчера. Дядя Коля снова с гармошкой и бутылкой сидел на кухне, затягивая «Ах, мамочка, на саночках…»

Увидев меня, он радостно воскликнул:

– Лолка!

И чем это вызвано? А, он же меня вчера попросил бутылку спрятать. Та, что на столе, уже заканчивается, так что запас понадобился бы, учитывая, что даже я не отпустила бы соседа в таком состоянии в магазин. А уж если тетя Маша заметит… Точно дядя Коля головы не сносит.

– Лолка, иди картошечки покушай, а я тебе спою.

– Спасибо, я в столовой пообедала, – ответила, хотя запах жареной картошки так и манил.

– Слушай, – заговорщически начал говорить сосед, – я же тебе вроде вчера оставлял бутылку. Принесешь?

– Ох, влетит же нам от тети Маши, если узнает.

– Не узнает, – подмигнул сосед. – Мы ей ничего не скажем.

Я пошла в свою комнату. Бутылка так и стояла на подоконнике, даже охладилась. Второй-третий день после пенсии хуже всего. На четвертый дядя Коля уже перейдет на красное полусухое или светлое пенное. А там и до прекращения недалеко.

Вернувшись в кухню, вручила соседу бутылку белой сорокаградусной и снова отказалась от предложения выпить по пятьдесят. Меня ждала очередная стопка тетрадей, ну, сегодня хоть одна. И то слава богу…

Сделав кофе, снова вернулась в свою комнату.

Эссе на тему: «Цветовая гамма в творчестве Есенина». Представляю, что там понаписывали, хотя я вроде разложила по полочкам. Надеюсь, что меня слушали.

Опять сочинений пять как под копирку. Интернет. И опять с ошибками списали. Еще три из той же темы, но хоть слова местами поменяли, уже почти творческий подход. От одного я чуть не свалилась под стол.

«В творчестве Сергея Александровича Есенина часто встречается синий и голубой, что, скорее всего, свидетельствует о том, что поэт был нетрадиционной ориентации…»

Что?

Это шутка?

Я зачем каждый раз уделяю минут пятнадцать-двадцать биографии? Какая нетрадиционная ориентация, если он был знатным бабником?

Да уж, с современными подростками не соскучишься. Я написала снизу: «За нестандартное мышление и неординарный

подход…»

Подумала немного и поставила четверку. Все-таки думал человек, а не просто списывал. Даже ошибок нет почти. Разве что стилистические. Но не все умеют излагать еще последовательно и правильно свои мысли.

Я отложила последнюю тетрадь, когда в мою комнату занесло торнадо «Элла». Сорок кило, сто пятьдесят сантиметров и сотни тысяч рублей.

– Лола!!! Где твой телефон?

– В сумке, наверное, – пожала я плечами.

Отделаться от подруги не получится. Впрочем, как и всегда. Она сметает все на своем пути. Не знаю, почему в университете мы с ней стали подругами. Учитывая, что меня прозвали тургеневской барышней, а ее… Эллочка-людоедка. Словарный запас у нее был явно больше тридцати слов, а вульгарности никогда за ней не замечала. Но уровень сексуальности зашкаливал. Элка сейчас редко бывает в стране, все колесит с мужем по ближнему и дальнему зарубежью. Вот что значит – удачно вышла замуж. Она не красавица: нос картошкой, близко посаженные глаза, непослушные рыжие волосы. Но, черт возьми, обаятельная. Харизмы бы хватило на десятерых таких, как я, да и осталось бы еще.

– Лола, поехали в ресторан!

– Извини, – развела я руками, – но на подобные заведения я пока не зарабатываю.

– Зато мой муж зарабатывает, – усмехнулась Элла.

Вот зачем платить за бутылку шампанского тройную цену в заведении, если можно распить ее на моей кухне? Дядя Коля сейчас пойдет спать, пока больше никого нет. Только скоро придут остальные с работы, но для уединения есть комната.

Элла сама начала перебирать мой шкаф, пока я пыталась убрать осыпавшуюся тушь из-под глаз, и при этом презрительно фыркала. Ну конечно! Приходится выбирать из того, что есть. С моей-то комплекцией гардероб небогатый. Рост – раз. Тонкая талия, но широкие бедра – два. Есть еще и три, четыре, пять… Лишняя складка на животе, апельсиновая корка на бедрах…

– Лола! – пощелкала Элла перед носом пальцами, хотя нет, под подбородком, насколько дотянулась.

Я переоделась, и мы вышли на улицу, где уже ждал персональный водитель на шикарной машине.

– Едем в «Вояж», – скомандовала Элла и тут же пресекла мои попытки возразить.

Ладно, придется залезть в запас. Денег там немного, да и не хотела я их тратить на поход в ресторан, но и выглядеть совсем уж печально не хочется.

Мы остановились у входа в какое-то очень – как я поняла – пафосное заведение. Элка-то себя здесь наверняка почувствует в своей тарелке, а я… А мне неудобно. Подруга вышла и сразу закурила. Я, закутавшись в пуховик, забрала у нее из рук сигарету и затянулась. Да, даже учителя и курят, и пьют! Мы люди, обычные люди. Жаль, что не все понимают, что за стенами школы мы тоже можем жить.

– Лолка, – закуривает Элла вторую сигарету, – а читани мне что-нибудь свое.

О, красная тряпка… Мой блокнотик уже который год пылится в полке, и никто не читал его содержимого. Только Элла.

И сейчас… То ли сигарета опьянила, то ли еще что, но я начала:

– Любимых потеряв в водовороте жизни,

Юность проводив с печалью и тоской,

Думаем, как мало нам до тризны,

И забываем наслаждаться красотой.

Век наш не вечен. Так уж есть.