Турист
Шрифт:
— Быстро. Не разбудила?
— О чем ты, — Мило помахал бутылкой и поцеловал ее в щеку. — У нас еще только пять. — Она посторонилась, и он вошел.
Достаточно скоро появилось ощущение, что Энджела передумала. Позвонила, но пока ждала, поняла, что допустила ошибку. Они поставили водку в холодильник — на потом — и, устроившись на диване, том самом, что он видел на мониторе, начали с вина.
Чтобы снять напряжение, Мило спросил ее о личном.
— Как дела на любовном фронте?
Да, была одна принцесса, но год назад все закончилось. И
— Насколько я помню, ты никогда не скучала в одиночестве подолгу?
Энджела рассмеялась, однако призналась, что после разрыва так ни с кем и не спала.
— Тяжело пришлось. Помнишь, какая я была после того случая с Фрэнком Додлом? Примерно та же ситуация.
— Проблема доверия.
— В общем-то, да. — Она отпила из бокала. — Если хочешь, можешь курить.
Мило достал пачку и предложил сигарету Энджеле.
— Я бы, наверное, закурила, но это было бы признанием поражения.
Он улыбнулся.
— Ты хотела о чем-то поговорить?
Она не ответила и, поднявшись, прошла в кухню. Мило знал, что нужно позвонить Эйннеру, подать сигнал включать камеры, если они еще не включены. Но не позвонил.
Не позвонил и допустил промах, который по прошествии времени стал неприятным эпизодом в истории Мило Уивера.
Энджела вернулась, разлила остатки вина и снова ушла уже с пустой бутылкой. Скорее всего, пауза понадобилась, чтобы определиться с тактикой.
— Ты в курсе того, что происходит в Судане?
— Имею общее представление. Знаю, что пару лет назад там закончилась затяжная гражданская война между Севером и Югом. Знаю, что мы выступали посредниками. Но теперь в Дарфуре идет другая война, между Армией освобождения Судана и пользующимся поддержкой правительства арабским ополчением «Джанджавид». По последним данным, погибли двести тысяч человек, два миллиона беженцев. На востоке, в столице, зреет еще одна гражданская война, сигналом к которой послужило убийство в январе муллы Салиха Ахмада. Вину за убийство возложили на президента, хотя мы-то знаем, что он ни при чем. — Мило улыбнулся — она не ответила. — Что еще? Экономика развалилась, все держится только на экспорте сырой нефти. — Он нахмурился, припоминая что-то. — Но нам они нефть не продают? Мы же ввели эмбарго. У них покупают китайцы.
— Верно, — кивнула Энджела, никак не отреагировав на упоминание о Китае. — Сейчас их поставки составляют семь процентов от всей закупаемой Китаем нефти. Китай поддерживает суданское правительство, продавая ему оружие, которое оно использует против собственного народа. Они готовы на все, только бы нефтяная река не пересыхала. — Она провела пальцем по нижней губе. — И вот что любопытно. ООН оказывает на Китай давление с целью склонить президента аль-Башира к миру в Дарфуре. В прошлом феврале председатель КНР Ху Цзинтао встретился наконец с аль-Баширом как раз для обсуждения этой проблемы. И одновременно объявил о списании суданских долгов Китаю и намерении построить новый президентский дворец. Погано.
— Погано.
— Вернемся к Салиху Ахмаду. Ты
— Он мог и ошибаться. Откуда ему знать, кто выступал истинным заказчиком? Тигр подозревал мусульманских экстремистов.
Энджела нахмурилась.
— В мае я несколько раз встречалась с одним пареньком. Рахманом Гарангом. Суданцем. Он из той же группировки Салиха Ахмада.
— Террорист?
Энджела пожала плечами, потом кивнула.
— Не уверена, что Рахман успел что-то сделать, но я бы, пожалуй, назвала его террористом. По крайней мере, потенциальным. Его семья живет во Франции уже пять лет, и когда он приехал в мае навестить родных, французская полиция его арестовала. Обнаружились связи с какой-то ячейкой в Лионе. Парень упрямый. Резкий. Потом выяснилось, что на самом деле никаких связей у него нет, тем не менее на допросах он постоянно обвинял следователей в смерти муллы. Мол, это все вы и американцы. Поэтому моя бывшая мне и позвонила. Она, конечно, никакая не принцесса, но ведет себя как особа голубых кровей. Работает во французской разведке. Наверное, хотела таким образом помириться. Я поговорила с Рахманом в тюрьме, и он сказал, что не боится меня. Мол, это я — то есть Соединенные Штаты и их союзники — убила муллу Салиха Ахмада, и он следующий. Французы отпустили его из-за отсутствия улик.
А мне стало интересно. Мы же все видели, что там происходит. В его интересах было обвинить президента аль-Башира. В конце концов, цель повстанцев в том и состоит, чтобы сбросить аль-Башира. Спустя неделю я побывала в семье Рахмана, потом убедила его поговорить. Мы встретились в одном ресторанчике в центре — кстати, том самом, где ты нашел меня сегодня. Брат Рахмана Али тоже рвался прийти — на всякий случай. Я согласилась, но он при нашем разговоре не присутствовал, ждал на улице.
Она подняла бокал.
16 мая, вспомнил Мило. Эйннер, показывая фотографию, называл дату.
— И что? — спросил он. — Обычные бредни или парень действительно что-то знал?
Энджела поставила на столик пустой бокал.
— Кое-что. В ту ночь, когда тело муллы подбросили во двор, Рахман был в доме Салиха Ахмада в Хартуме. По его словам, там собралось много друзей муллы. В какой-то момент Рахман вышел в ванную. Окно открывалось на задний двор. И он увидел незнакомого мужчину, белого. Увидел, как тот принес тело. Собственно, речь шла только об этом.
— Ты показала ему фотографию Тигра?
Она покачала головой — немного смущенно.
— Как-то в голову не пришло. Я пообещала разобраться. Мужчине Рахман, скорей всего, не поверил бы. Но я ему вроде как понравилась. Я отвезла братьев домой, а потом действительно попыталась разобраться. Только вот зацепиться было не за что. Подозревать Тигра… с какой стати? В мире не так уж мало белых киллеров, и аль-Башир мог обратиться к любому.
— Ты доложила? — спросил Мило. — Доложила о встрече с Рахманом? О том, что помогаешь ему?