Турист
Шрифт:
Хозяин «мерседеса» установил на панели адаптер для плеера, и, когда Мило, порывшись в рюкзаке, подключил свой айпод, салон заполнил голос Франс Галль.
— Что это? — с оттенком раздражения полюбопытствовал Эйннер.
— Лучшая в мире музыка.
В половине пятого пересекли практически не существующую границу. Из трех повстречавшихся до этого полицейских машин ни одна интереса к ним не проявила. Ползущее вниз по ветровому стеклу солнце время от времени пряталось за серые, размытые кляксы облаков, появлявшиеся все чаще по мере приближения
— Машину оставим у себя до завтра, — сказал Эйннер. — Найдем какое-нибудь «рено». Стараюсь протестировать все главные европейские бренды, пока себе ничего не купил.
— Том не позволяет? Придется ведь проходить регистрацию?
Эйннер пожал плечами, словно желая сказать, что такого рода проблемы могут волновать лишь зеленых новичков.
— У меня есть легенда на черный день. Кое-какие покупки в ней лишними не будут.
Мило подумал, что выстраивал свою несколько лет.
— Квартира?
— Есть кое-что. На юге.
Наверное, так делают все Туристы, решил он. По крайней мере, те, что попредусмотрительней.
— Что за дело у тебя было во Франкфурте? Подрядился учить манерам банкиров?
Эйннер пожевал шелушащуюся нижнюю губу, решая, очевидно, какую степень откровенности можно позволить.
— Банковское дело — занятие грязное. Но задание было достаточно простое. Получить ответы, а потом избавиться от улик.
— И как, успешно?
— У меня по-другому не бывает.
— Я и не сомневаюсь.
— Не веришь!
Немного помолчав, Мило сказал:
— Успех и неудача раздаются Туристам равной мерой. И означают всегда одно и то же — завершение работы.
— Господи, уж не цитируешь ли ты книгу?
— Тебе бы не помешало ее почитать. Тогда и жизнь воспринимается легче.
Эйннер нахмурился, что дало Мило повод для тайного удовлетворения. Он еще помнил те, не столь давние, времена, когда сумасшедший, рваный, не совпадающий с биологическим ритм жизни бросал из одной крайности в другую — от желания покончить с собой к ощущению собственной непогрешимости и неуязвимости. Последнее явно проступало в словах и поведении Эйннера, а чрезмерная самоуверенность для Туриста — прямой путь к скорой смерти. Если для того, чтобы заставить его услышать предостережение, нужно солгать, что ж, так тому и быть.
— Где ты ее нашел? — поинтересовался Эйннер, напряженно всматриваясь в темнеющую дорогу.
— В Болонье. — Для пущей убедительности Мило хмыкнул и качнул головой. — Не поверишь, в книжной лавке.
— Шутишь.
— Пыльное такое заведение, со стеллажами до потолка.
— И как ты туда добрался?
— Шел по ключам, не хочу утомлять тебя деталями, но последняя подсказка попалась мне в одной испанской мечети. Была спрятана под корешком переплета Корана. Представляешь?
— Ну и ну. И что это была за подсказка?
— Адрес книжной лавки и указание, на каком стеллаже искать. Понятно, что держали ее на верхней, чтобы посторонний случайно не прихватил.
—
Мило покачал головой.
— Не больше брошюры.
— И сколько времени у тебя на это ушло?
— Чтобы найти книгу?
— Да, с самого начала.
Ответить нужно было так, чтобы дать Эйннеру понять, что поиски — дело нелегкое, но при этом и не погасить надежду.
— Месяцев шесть или семь. Нужно только выйти на след, а потом тебя уже несет инерция. Тот, кто оставлял ключи, знал, что делает.
— Оставлял? По-твоему, это был он? А почему не она?
— Найди книгу, и сам поймешь.
29
За полчаса до Парижа низкое солнце окончательно скрылось за облачной пеленой. Пошел дождь. Эйннер, проклиная погоду, включил «дворники».
— Куда теперь?
Мило посмотрел на часы — около семи вечера. Вообще-то он надеялся отыскать Диану Морель, но рассчитывать на то, что она допоздна задержится на работе в пятницу вечером, не приходилось.
— К Энджеле. Переночую у нее.
— А я?
— У тебя здесь вроде бы какая-то знакомая.
Эйннер покачал головой.
— Не думаю, что сегодня что-то получится.
Скорее всего, решил Мило, никакой подружки и не было.
К дому Энджелы подъезжали медленно, опасаясь людей из ГУВР, но ни подозрительных личностей, ни фургончиков, служащих обычно мобильными пунктами наблюдения, не обнаружилось. Остановились в паре кварталов от дома, так что Мило пришлось пробежаться до подъезда под успевшим набрать силу дождем. Отдышавшись под козырьком, он вытер ладонью лицо и окинул взглядом панель. Во второй колонке его внимание привлекло помеченное звездочкой имя — «М. Гань». Он позвонил.
Прошло не меньше двух минут, прежде чем М. Гань — как оказалось, женщина — добралась до домофона.
— Oui? — Голос прозвучал настороженно.
— Прошу извинить, — громко, по-английски произнес он. — Я по поводу Энджелы Йейтс. Она моя сестра.
Женщина шумно вздохнула, и уже в следующее мгновение замок звякнул. Мило потянул дверь.
Мадам Гань было около семидесяти, и жила она одна. Ее муж, бывший смотритель дома, умер в 2000-м, и работа свалилась на ее плечи. Об этом она рассказала Мило в своей тесной комнатушке после того, как удостоверилась, что гость и впрямь брат Энджелы, хотя та за все время ни разу о нем не упомянула.
— Она ведь была такая тихая, — словно ища у него подтверждения, сказала мадам Гань по-английски.
Мило согласился — да, Энджела действительно не отличалась болтливостью.
Он уже сказал, что хотел бы забрать кое-какие семейные фамильные ценности, прежде чем все будет передано в L'Arm'ee du Salut — парижское отделение Армии спасения. Он назвался Лайонелом — на случай, если хозяйка спросит документы, — но обошлось без этого, а когда мадам Гань пригласила его на стаканчик вина, стало ясно — живется ей одиноко.