Туркестан
Шрифт:
– Что так? – недовольно спросил Христославников, сросшийся со своим портфелем.
Игнорируя его, Шалтай-Батыр обратился к Лыкову:
– В сартовском городе надо ведь заплатить сартовскому извозчику, правильно?
– Валяй, как тебе хочется, – разрешил тот.
– Этот и улиц наших не знает! – эмоционально воскликнул парень, теперь обращаясь за поддержкой к Титусу. Видя, что двое из троих не против, он махнул рукой. Подлетел седобородый, в возрасте, туземец. На его дрожках была круглая бляха с номером, в то время как у русских бляхи были квадратными.
– Так ведь нельзя же более трех седоков, – подначил его Алексей.
– Э-э… – улыбнулся сарт, понимая, что его не ссадят. – Кто увидит? Все начальство пешком ушло. А я же джигит, привык верхом! Устал с непривычки. Так моя мама увидит, соседи увидят, как я еду с богатыми русскими в одном экипаже! Да еще дал заработок своему дяде.
– Извозчик – твой дядя?
– Ага. По отцу. Дядя Разак. Это одно из имен, означающих качество Бога. Таких имен девяносто девять, хотя некоторые мудрецы насчитывают и тысячу!
– А как переводится?
– Снабжающий, дающий. А тут я снабжил…
– Снабдил!
– …снабдил дядю щедрыми седоками! Вы ведь не будете скупиться с ним, да?
Лыков усмехнулся наивной хитрости городового, а тот пояснил:
– Туземные извозчики, кто с круглыми бляхами, не имеют права возить в русском городе. Только ночью! До девяти часов утра. И тариф у них вдвое ниже, чем у русских извозчиков. А у дяди Разака, – парень опять посчитал на пальцах, – шестеро детей.
Алексей хлопнул просителя по плечу:
– Так и быть, дядя останется доволен! Скажи лучше, где твой Шейхантаур?
– Да мы уже приехали! Можете вылезать.
Негоцианты спешились и оказались перед необычным зданием туземной постройки. Высокое, длиной с пол-улицы, с башенками по сторонам, а в стене четыре арки, из которых две проезжие. Ворота арок были украшены изумительно красивой резьбой.
– Это чортак, вход в мазар Шейхантаур, – начал ученым голосом рассказывать джигит. – Его построил уста Абд ар-Рахим всего два года назад…
– Погоди, – перебил его Лыков. – Тут мазар. А крестный ход идет на гузар. Объясни, что это такое? Я уже запутался!
– Гузар – это часть города.
– Часть города называется махалля!
– Правильно, – кивнул Шалтай-Батыр. – Можно сказать махалля, а можно – гузар. Это одно и то же. Махалля и гузары объединяются в даха. Даха всего четыре на весь Ташкент.
– Как полицейская часть, понятно. А мазар?
– Мазар – это могила святого. Место поклонения правоверных, вот!
– Ясно. Теперь давай про шейха.
– Может, сначала войдем в ворота? – взмолился джигит.
– Сначала про шейха, потом войдем! – отрезал Лыков.
– Хорошо, таксыр. Шейх Ховенди ат-Тахар был знаменитый суфий, мудрец и святой. Он умер еще в царствование Тамерлана. Давно, ай давно! Сразу же построили мазар. Люди назвали его Шейхантаур. По обычаю, вокруг начали хоронить знатных горожан. Быть похороненным возле могилы святого – большая честь! Потом рядом еще поставили мавзолей Юнус-хана. Великий человек! Знаете, кто он? У-у! Правитель Ташкента и дедушка самого Бабура, основателя империи Великих Моголов! Так получилось… по-вашему это будет кладбище. Ну, пошли?
И сарт провел русских внутрь. Там обнаружилась площадь с большим прудом посредине и какие-то строения.
– Это махалля Занжирлик. Ой, старая! И хауз Лянгор тоже старый. Пойдем дальше, смотреть мазар.
Но сначала им попалось дерево – толстое и очень древнее. Оно было сплошь увешано рогами животных.
– Священный карагач, – шепотом пояснил сарт. – В нем живет дух Кучкар-ата, покровителя мясников.
За карагачем уводила вдаль дорожка. Туристы пошли по ней и оказались на кладбище. Всюду виднелись холмики могил или целые склепы, выложенные из сырцового кирпича. По обеим сторонам дорожки стояли огромные старые чинары. Еще в глаза бросались диковинные деревья – черные, без листьев и веток, будто окаменелые.
– Шалтай, что это?
– О! Знаменитые сауры! Им тыща лет. Нет, больше! Когда уж здесь был Искандер Двурогий?
– Александр Македонский? – догадался Лыков. – Э-э… Две тысячи триста лет тому назад. Примерно.
– Вот! И саурам столько. В ту пору здесь бил священный источник. Искандер выпил из него воды, зачерпнув своим золотым двурогим шлемом. Там, где вода пролилась, выросли сауры.
Русские осмотрели мазар. Само место очень понравилось Лыкову: в нем было что-то подлинно величественное. Вряд ли тут действительно появлялся Александр Македонский. Туземцы любят связывать все с именами славных завоевателей… Однако определенная особенность – а может, и святость? – чувствовалась. На окаменевших деревьях свили гнезда аисты. Под ними ходили люди, тихие, благообразные, и говорили вполголоса. Сами мавзолеи – и шейха, и бека – не шли ни в какое сравнение с выдающимися памятниками Самарканда. Но здешнее население чтило своих святых истово.
Осмотрев все, купцы вернулись к дрожкам. Лыков сказал:
– Шалтай! Не пора ли нам к воротам?
Но сарт вцепился ему в рукав и стал канючить:
– Таксыр! Еще больше часа до появления там крестного хода! А ехать мало-мало. Окажите честь, посетите чайхану моего дяди по маме! Совсем рядом, вон там за углом и немного проехать. Мы успеем!
Парень собирался использовать свой шанс по полной. Ну что было с ним делать? Сердиться Алексею не хотелось, и он сказал:
– Зайдем. Только быстро!
Через пять минут Лыков впервые оказался в настоящей чайхане.
Она представляла собой небольшое помещение навроде летней веранды: стена, обращенная на улицу, отсутствовала. Внутри на особом столе красовался огромный самовар – символ заведения. Внутри шипела печка, на углях которой в нескольких чайниках булькал чай. (Оказалось, что сарты кипятят уже готовый чай заново.) Возле печи примостился гигантских размеров глиняный кувшин, в котором отстаивалась арычная вода. Расторопные мальчишки то и дело доливали туда новую порцию. А из корчаги так же регулярно лили воду в самовар – процесс фабрикации чая шел непрерывно.