Туркестанский крест
Шрифт:
– Зря ты так, зря… Большие проблемы у тебя сейчас походу нарисовались, – добавил армянин, всем своим видом показывая, что разговор окончен.
Металлические ножки стульев заскрежетали по каменному полу, и все трое одновременно поднялись из-за стола. Теперь лейтенант смог разглядеть их в полный рост. В рукопашном бою он, наверняка, справится с обоими. Ствол, судя по всему, у славянина, но, слава Богу и острым зубам Златы, воспользоваться им с забинтованной правой ладонью он вряд ли сможет.
– От мертвого осла уши я вам привезу, а не девчонку! – перешёл в словесную атаку офицер.
Всё шло к мордобою, но драки не случилось. За запертой стеклянной дверью кафе появился старший прапорщик Язвицкий, за ним толпился
– Бешим! Открывай дверь – кина не будет, – скомандовал бармену Максим, – если есть желание помахаться, можем пройти на полянку за кафешку. Ствол только в машине оставьте, от греха подальше. Бешим! Я сказал – дверь!!!
– Сейчас, командир, сейчас… – засуетился Бешим, открывая дверь.
Прапорщик, шумно дыша, вломился в «стекляшку».
– Чуть не опоздал, – выпалил он.
Гвардейцев со штык-ножами Кольченко остановил в дверях жестом ладони и, махнув рукой в сторону КПП, отправил к месту несения службы.
– К чему этот кипеш? Девка, и в правду, денег стоит. Она Ашоту должна, а значит, заплатит сполна. И за тобой теперь должок будет – процедил сквозь зубы армянин, сузив глаза.
– Какому ещё Ашоту? Может, она всему Ашхабаду успела задолжать? – снова взвился Максим.
– Ашоту Ашхабадскому, слыхал про такого? – с нескрываемой угрозой в голосе спросил кавказец у офицера.
– Не слыхал. Если ему есть что предъявить – пусть приезжает сам. А то какой-то пустой базар получается, – на блатной манер ответил ему лейтенант, продвигаясь к выходу из кафе.
– Он-то приедет обязательно, – с недоброй улыбкой произнёс укушенный, – а тебя-то, вот, как найти?
– Вы же нашли? Так же и он найдёт. Дежурный по КПП всегда знает, где я. Меня зовут Максим. Как пулемёт. Запомните? Всё, расходимся! – громко сказал офицер, выходя на свежий воздух из душного помещения.
– Григорий Семёнович, – Кольченко по-дружески приобнял Язвицкого, – вы, как всегда, вовремя. Как там Злата?
– Всё в порядке. Она мне всё рассказала, переживает за тебя. Я её отвёл в наше логово и бегом к тебе.
«Как бы опять бесследно не исчезла. Ей не впервой», – подумал лейтенант, а вслух произнёс – Григорий Семёнович, предлагаю отметить удачное завершение этого приключения парой бутылок доброго холодного бургундского!
– Само собой… Сейчас возьму у Бешима чего-нибудь… – засуетился прапорщик, хлопая руками по карманам в поисках денег.
– Григорий Семёнович… Не надо «чего-нибудь»! Здесь у него лишь «плодово-выгодные» напитки. «Чемен» да «Чашма». Как говорят в Туркмении, кто не пьёт вино «Чемен», тот совсем не джентльмен! Ну какие из нас, к чёрту, джентльмены? Бургундского не обещаю, сам не пробовал, а вот хорошего грузинского из личных запасов Бешима мы сегодня обязательно выпьем. Бешим, всё так?! – Максим бросил взгляд на бармена и положил на прилавок две трёшки.
– Конечно, командир! Сделаю всё в лучшем виде! Надо только до «Айны» дойти, всё там, в холодильнике, – расплылся в улыбке туркмен.
– Сгоняйте с Костей, а я пройдусь до бунгало пешочком, – кивнул в сторону уазика Кольченко.
Поблагодарив наряд по КПП, лейтенант побрёл по тенистой аллейке в направлении своего пристанища. Хоть он уже свыкся с тем, что пророчества «сербиянки» неумолимо сбываются, но в данный момент никак не мог решить очередную головоломку, подкинутую жизнью. Сознание Максима, безусловно доверяя основным органам чувств, было уверено, что Эсмеральда и Злата – одно и тоже лицо, а подсознание, со своим единственным органом – интуицией, было с ним не согласно. Мнения разделились поровну, и головоломка не решалась. Утомлённый от бесплодного напряжения мозг незаметно погрузился в воспоминания. Услужливая память, с захватывающей дух скоростью, прокручивала в голове лейтенанта документальные кадры последних пяти лет его жизни.
В армию его той весной так и не забрали. На сборном пункте всех призывников распределили по командам, а Кольченко пригласили в кабинет военкома. Полковник сказал, что видел в личном деле его школьный аттестат, в котором пятёрки составляли большинство, и предложил Максиму поступать этим летом в одно из военных училищ, а тот решил чуть-чуть схитрить, сказав, что ему необходимо какое-то время на обдумывание этого неожиданного предложения. Срок обдумывания затянулся до завершения весеннего призыва, и первого июля Кольченко прибыл в Москву, для повторной сдачи вступительных экзаменов в свой замечательный институт стран Азии и Африки. И вновь его постигла неудача. На этот раз поступлению помешала цепь довольно-таки странных событий. Это – длинная история, заслуживающая отдельного рассказа. Приехавший на выручку отец ничем помочь не смог. По дороге домой они заехали к старинному отцовскому другу в подмосковную Коломну. В старом городе, неподалёку от храма, где когда-то венчался Дмитрий Донской, их угораздило встретиться с курсантами-десантниками из местного военного училища. Гренадёрского роста, весело смеющиеся, сильные и красивые, с мушкетёрскими усами, в сверкающих на солнце хромовых сапогах… Они синхронно прогремели победитовыми подковками по булыжной мостовой, отдавая честь полковнику Кольченко, и продолжили путь в своё военное будущее. Это были выпускники на, так называемой, «золотой неделе», когда приказ о присвоении офицерских званий министром обороны уже подписан, но в училище из Москвы ещё не доставлен. Под голубыми курсантскими погонами, наспех прихваченными нитками к гимнастёрке, накрепко были пришиты лейтенантские. Именно в тот момент в голове Максима что-то перещёлкнуло, и вечером того же дня он попросил отца помочь ему с поступлением в это училище.
Отец помог, и абитуриент Кольченко приступил к сдаче экзаменов, а спустя неделю уже пришивал голубые курсантские погоны на свою гимнастёрку. Так, неожиданно для себя самого, он стал курсантом. На четвёртом курсе Максим женился на синеокой красавице Светлане, родившейся в том же родильном доме, где и он сам когда-то появился на свет. Кольченко к ней давно был неравнодушен. Овладеть неприступной крепостью с наскока ему не удалось, и он перешёл к её осаде. Чуть позже, в результате успешного штурма, крепость была им взята. Взята замуж. Светлана, видимо, и на самом деле полюбила его больше жизни, раз практически сбежала из-под венца, который гарантировал ей спокойную и благоустроенную жизнь в столице, без лишних раздумий променяв брусчатку Красной площади на жаркие барханы угрюмых Каракумов. Их служба в войсках Туркестанского военного округа началась в тех самых песках, по которым когда-то красноармеец Фёдор Сухов водил гарем юзбаши Абдуллы, под безжалостным белым солнцем пустыни. Зачем Бог придумал ад, когда есть Кизыл-Арват? Эта присказка про тот самый гарнизон, куда Кольченко и привёз свою синеглазку.
Их любовь была похожа на красивую полноводную реку, зародившуюся от пары чистых, прозрачных ручейков, становящуюся на своём долгом пути к океану всё шире, всё глубже. Наверное, бывают и более сильные чувства, схожие, например, с нескончаемым Нилом или с безбрежной Амазонкой. Максиму же казалось, что их со Светланой любовь больше напоминает стремительный Дунай. Он, в отличие от Амазонки и Нила, бежит не через однообразно-унылые малярийные джунгли, не по африканским саваннам и пескам, а струится по приветливой «старушке» Европе, среди ярких лоскутных полей, среди цветущих садов и высоких гор. На его пути – разные страны, вдоль крутых берегов – развалины замков, окутанные романтическим флёром старинных легенд, а на прибрежных равнинах – города с тысячелетней историей. И пусть эта река порой причудливо извилиста, а скорость её течения переменчива, от этого она ни на мгновение не перестаёт быть одной из величайших рек мира.