Турнир
Шрифт:
– Потому что не все в наших краях подвержены наведенному вами безумию, – и глазом не моргнув, оправдался этот пройдоха. – Таких, как я, очень мало, но мы все же есть. И мы стараемся во что бы то ни стало остановить хаос, найдя его причину и искоренив ее. Что я и делаю, сдавая вас Центру Изучения Катастроф.
– А как же те люди, которых вы и ваша паства распяли живьем в Паркдейле? – не унимался я. – Как вы могли допустить это, зная, что на самом деле распинаете не чудовищ, а ни в чем не повинных людей!
– В любой войне не обойтись без невинно убиенных, – виновато потупился пастырь. – Включая и тех, кого убивают не случайно, а намеренно. В качестве неизбежных жертв, во имя грядущего торжества справедливости. Если бы я не совершил сей грех, а начал убеждать паству, что чудовища,
– Ну хорошо, святой отец, – перебил его Кирсанов, – вашу правду мы выяснили. А теперь, если не возражаете, мне хотелось бы выслушать другую правду. Ту, которую поведает мне господин «серый». Даже по тем крохам информации, которые я успел от него услышать, можно сделать вывод, что он готов рассказать мне просто сногсшибательную историю…
Еще бы я не был к этому готов! Основательно подогретый «сывороткой правды», я был просто в ударе, выдавая Кирсанову подробности нашей игры с «серыми». Начал я с организованного ими моего бегства из воркутинской колонии. Затем поведал о наших ближневосточных похождениях, не забыв упомянуть о Кальтере и его дочурке, с которыми мы боролись в Дубае за пакали. Далее настала очередь расписывать в деталях нашу битву в Скважинске. Она могла бы завершиться не в нашу пользу, если бы «серые» не назначили нам переигровку. А мы, в свою очередь, не объединились бы с Кальтером, который, к своему несчастью, не дожил до победы буквально считаные секунды. Ну и напоследок нельзя было не рассказать о наших орегонских играх в пакальный покер. Итогом которого и стало мое перемещение в тело, опознанное Кирсановым как тело некоего Измаила.
Также Кирилл Константинович узнал о нашей охоте на квестеров Тараса, Володю и Фритьофа и последующей сделке с ними. История, которую они рассказали боссу по возвращении в ЦИК, и моя версия этих же событий совпали во всем, кроме одного: квестеры не знали наших настоящих имен и целей. Скрыть то и другое от Кирсанова я уже не мог. Правда лилась из меня, словно песня из щебечущего на заре соловья, и остановить ее можно было, разве что пустив мне пулю в лоб.
Короче говоря, напичканный психотропной химией, я выдал главе ЦИКа все, что только знал об игре, в которой принимал участие. Ощущал ли я – бывший оперативник Ведомства, – при этом стыд и унижение? В какой-то мере, безусловно, ощущал – все-таки выбалтывание противнику стратегической информации не делало мне чести. Но к настоящему моменту наша война с меняющимися в ритме калейдоскопа врагами, а также с бывшим судьей игры, была уже не войной, а натуральным фарсом. А в фарсе не имеет значения, кто герой, а кто предатель. Оба они могли в любую минуту поменяться местами на потеху зрителям. Что, собственно говоря, и произошло, когда «серый» выдал меня Кирсанову вместо себя, да еще собирался получить за это награду.
Исходя из уточняющих вопросов, заданных мне Кириллом Константиновичем, я понял, что он прибыл сюда, дабы убить сразу двух зайцев: изловить «серого» и выкупить зеркальные пакали. Каждое из этих дел было достаточно важным для того, чтобы глава ЦИКа сам прибыл на место и занялся им. Ну а два важных дела в одном месте и подавно требовали личного присутствия Кирсанова. Пусть даже он, проникнув в аномальную зону с вооруженным отрядом квестеров, нарушал как минимум дюжину американских законов. А вместе с Кирсановым их нарушал и целый ряд прикрывающих его американских политиков. Чей риск, надо думать, был щедро оплачен влиятельным русским олигархом из своего кармана. О последнем я, разумеется, лишь догадывался. Но масштаб развернутой ЦИКом в Орегоне операции красноречиво свидетельствовал о том, что без серьезного прикрытия здесь не обошлось.
Кирилл Константинович не был легковерным человеком. И моя история не убедила его в том, что с ним действительно говорит полковник Грязнов, а не «серый». Это я не сумел бы выдать себя за «серого», а тот мог легко прикинуться хоть мной, хоть президентом
Был только один способ доказать ему мою правоту: свести его с моими людьми. Они подтвердили бы, что мы действительно проводили эксперимент по переносу моего разума. А возможно, не только подтвердили бы, но и предъявили главе ЦИКа неопровержимую вещественную улику – мое настоящее тело… Как там оно, интересно, сейчас поживает? Лежит в коме или все обстоит гораздо хуже – оно умерло и уже начинает понемногу разлагаться?
У Кирсанова имелся повод искать встречи с моим отрядом – зеркальные пакали! Несмотря на то что я остался не у дел, мои люди могли провернуть эту многомиллионную сделку и без меня. Да и покупателю без разницы, с кем торговаться – главное, чтобы товар оказался не поддельным. Но в том, что «зеркальца» подлинные, квестеры уже убедились. А значит, и их босс придет в итоге к такому же мнению.
Однако Бледный и остальные пока не подозревали о подводном камне, на который они рисковали наткнуться.
По нашей договоренности с квестером Тарасом и его напарниками, если Кирсанов соглашался на встречу, они должны были оставить нам два сообщения. Первое – в Интернете, на случай, если к тому времени мы выберемся из Орегонской аномалии. Второе – здесь. Это был условный сигнал: фейерверк, запущенный в определенное время со склона Маунт-Худа. Сделанные оттуда чередующиеся залпы красных и зеленых ракет будут видны ночью из любой части зоны. Но только мы поймем, что это не просто салют, а послание, и что в нем зашифровано.
Получив его, мы должны были оставить ребятам из ЦИКа ответное послание. Согласно уговору, они найдут его на одной из лесных дорог. Где точно, они не знали, дабы у них не возникло искушения устроить засаду на нашего курьера. Но когда квестеры отправятся по этой дороге, они не проглядят то место, где их будет ждать записка.
В записке будет указано точное место встречи, которое я и мои люди тоже давно наметили у себя на карте. И о котором я также разболтал Кирсанову, поскольку все еще находился под воздействием «сыворотки правды». Выдача этой информации была уже серьезной оплошностью. Да что там – катастрофической! Теперь у квестеров было достаточно времени, чтобы подготовиться к встрече продавцов. И я был совершенно уверен, что Кирсанов и товарищи ограбленных нами Тараса, Володи и Фритьофа не откажут себе в удовольствии сыграть с наемниками такую же шутку. А это означало, что оплату они не получат. В лучшем для них случае. В худшем Кирсанов, как типичный представитель русской олигархии, мог преподать на примере моих людей урок другим наемникам. Всем тем, кому в будущем также может взбрести в голову мысль покуситься на квестеров ЦИКа. И тогда Бледного и остальных ожидала незавидная участь. Даже если их оставят в живых, всю оставшуюся жизнь они проведут на костылях или в инвалидных креслах.
Способен ли всемирно известный филантроп, собиратель древностей и исследователь аномальных явлений Кирсанов жестоко отомстить тем, кто пытался его обмануть? Глупый вопрос. Чтобы ответить на него утвердительно, мне хватило лишь взглянуть в глаза этому человеку. Он, как никто другой, соответствовал образу «Добро должно быть с кулаками». И удары этих крепких кулаков нам предстояло ощутить на собственной шкуре, поскольку с адептами темных сил, вроде нас, Добру незачем церемониться.
Итак, Кирилл Константинович был здесь, и теперь его люди могли подняться на Маунт-Худ, чтобы запустить фейерверк и порадовать моих товарищей добрыми вестями. Насколько эти вести сегодня их обрадуют, я понятия не имел. Но знал, что они наверняка не пропустят встречу с главой ЦИКа, ведь от нее, возможно, зависело их будущее.