Турухтанные острова
Шрифт:
— Нет, он приходит самостоятельно.
— Нужно брать.
— Здесь до садика всего два подъезда.
— Все равно надо брать самим. Придите ко мне, напишите заявление. Принесите с собой его фотографию. Конечно, не грудного возраста. Только постарайтесь побыстрее. Через полчаса я ухожу.
— А когда будете?
— В понедельник… Обращайтесь в отделение милиции, куда вы звонили. Фотографию обязательно возьмите.
— Что? — спросила Инна, когда Олег положил трубку.
— Ты не волнуйся. Будет все в порядке. Сейчас идем в милицию.
В коридоре раздался звонок. Она вскочила и побежала открывать.
— Ты где был? Где ты был? — напустилась Инна на него.
— Я гулял.
— Нет, где ты был?
— Ну чего? На Турухтанных островах.
До этого она думала, что как только он вернется, накажет его. А теперь ничего не могла сделать. И ей вдруг стало неловко за проявленную слабость. Пытаясь взять себя в руки, она повернулась к Олегу и сказала сухо:
— Спасибо.
Даже во сне Сережа Маврин куда-то бежал. Больше ничего ему и не снилось, только куда-то бежит, то ли догоняет кого-то, то ли боится опоздать. В гостинице спать с ним в одном номере не мог никто. Лучше поселиться с каким-нибудь храпуном, чем с Сережей. Утром, когда он просыпался, одеяло и подушка валялись на полу, а простыня оказывалась скрученной в жгут.
Главной задачей для него сейчас было — приобрести кооперативную квартиру. Сережа уже ознакомился со всеми типами строившихся домов, побывал и в «кораблике», и в «трехлистнике». В управлении кооперативного строительства его знал каждый работник. Так что вопрос о квартире мог решиться в один день. Нужно лишь достать деньги на первый взнос. Самый простой и реальный способ их накопить — поехать в длительную командировку. Так бы, наверное, он и поступил, но тяжело болела мать. Значит, надо что-то иное. И вот тут-то и пришла ему блестящая идея: продать люстру. Она висела у них в квартире еще с довоенных времен. Бронзовая громада. В ней было пуда на два металла. Литые листья, литые цветочки лотоса, виноградные лозы.
При всем желании ее не повесишь в современной квартире, ей требуются высокие, метра четыре, потолки. Значит, надо продать. В церковь!.. Сережа чуть не подпрыгнул от пришедшей мысли. Оригинально и просто! До такого, наверное, не додумывался еще никто. Или на киностудию. Там часто покупают различные старинные вещи, которые можно использовать как реквизит в каком-нибудь фильме. Можно снести и в комиссионный магазин. Предложить в разные места. Где больше дадут.
Чтоб показать товар лицом, Сережа вымыл люстру о содой, продраил суконочкой. Ехать с такой громоздкой вещью в трамвае или автобусе он не решился, поэтому пошел пешком.
В соборе в этот день службы не было, и народу — никого, за исключением одинокой сгорбленной старушки, которая бесшумно и почти незаметно, как бестелесная тень, бродила возле алтаря. Другая, тоже одетая во все черное и повязанная черным платком, с темными губами и темными провалами глазниц, справа от дверей за фанерной стойкой продавала свечи. Прикрепленная к стойке, висела большая жестяная кружка, похожая на почтовый ящик, с надписью «На храмъ».
Сережа поинтересовался, где бы он мог увидеть попа. Священника в церкви не оказалось, и к Сереже через некоторое время вышел церковный староста, бородатый старик в синей косоворотке. Выслушав Сережу, староста покачал головой и сказал:
— Нет, купить мы не можем. Видите, какая у нас паства. Но если вы решите ее подарить, мы примем.
Сережа решил поехать на киностудию. Добравшись туда, он долго и упорно звонил по разным телефонам, чтобы найти ведающего реквизитом человека. Мимо него взад и вперед сновали мужчины в кожаных или замшевых куртках, иногда останавливались ненадолго возле прилепившегося к телефону Сережи, беспокойно топчась, давая понять, что они очень спешат, но Сережа никак не реагировал, и тогда они устремлялись дальше. Сереже все казалось, что это киноартисты, даже когда двое из них протащили через турникет лестницу-стремянку. Наконец Сережа дозвонился, нашел нужного человека.
— Иду, иду, — сказал тот, выслушав Сережу. — Сейчас иду.
И действительно, к удивлению Сережи, почти сразу появился в вестибюле этот человек-гора, величаво вышел, будто катя перед собой свое громадное брюхо. С улыбкой осмотрел всех и направился к Сергею, изящно держа перед собой сигаретку. Аккуратно, сомкнутыми губами, он чуть прикасался к мундштуку этой сигаретки и выпускал дымок, будто посылал кому-то воздушные поцелуйчики.
— Здра-а-авствуй-те, — сказал он Сереже, как давнему знакомому. И подал руку так, будто Сереже следовало ее поцеловать.
Голова Сережи оказалась на уровне средней — и единственной — пуговицы его пиджака. Казалось, что сначала на него надели пиджак, а потом его раздули, как резиновую игрушку, от этого пуговица стояла ребром, готовая оторваться, а нитка, на которой она держалась, растянулась, как резинка в рогатке. Черный пиджак был засыпан пеплом, словно древние Помпеи. Пепел лежал и на лацканах пиджака, и на плечах, даже на голове у Помпея Помпеевича, как тут же мгновенно окрестил его Сережа.
— Здравствуй, Нюсенька! Здравствуй, Валюша! — приветствовал Помпей Помпеевич пробегавших мимо девушек.
— Что вы принесли, показывайте?
Сережа развернул плед.
— Очарова-а-ашка! — возликовал Помпей Помпеевич. — Очарова-а-ашка!
Сережа обрадовался было, но заметил, что Помпей Помпеевич смотрит не на люстру, а вверх, на спускающуюся по лестнице девушку.
— Очарова-а-ашка! Здравствуй, Машенька!
И только когда девушка скрылась, с постепенно тающей улыбкой он опустил очи долу.
— Какая пре-лесть! Произведение искусства! — и вздохнул. Теперь он рассматривал люстру. — Смотрите, как умели делать древние мастера. Пре-елесть! — Он еще послал кому-то несколько воздушных поцелуйчиков, а затем аккуратненько, двумя пальчиками снял у Сережи с лацкана воображаемую соринку. — И это вы хотите продать? Зачем?
— Как зачем?
— Через двадцать лет ей цены не будет. Не надо, не продавайте. — В голосе у него было столько хрупкой, с трудом сдерживаемой дрожи и волнения, что Сережа обеспокоился, как бы он не разрыдался. — Не продавайте. Тем более, что для моей картины это вовсе не нужно. Вы попали не по назначению.
— А кому же нужно? — растерялся Сережа.
— Никому! Очаровашка!.. Вы смотрите, какая очаровашка. Здравствуй, Люсенька!
Пришлось Сереже идти в комиссионный магазин. У дверей в комнату оценщика стояло несколько человек. Сережа встал в очередь, прикидывая, сколько же здесь придется торчать, но неожиданно раздался зычный возглас: